Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

Недорогая работа Пейна продавалась очень широко — Бенджамин Франклин Баче, внук своего тёзки и ярый противник федералистов, продал пятнадцать тысяч экземпляров второй части «Века разума» в своём книжном магазине в Филадельфии, и её читали огромными тиражами, обсуждали в тавернах и на углах улиц повсюду. Студенты колледжей в Гарварде, Йеле и Принстоне, заражённые «неверным и нерелигиозным духом», особенно любили работу Пейна и с удовольствием бросали её ереси в лицо своим недоумевающим преподавателям-церковникам.

Поскольку никто из известных американцам людей не ассоциировался с волнениями во Франции больше, чем Томас Пейн, его «богохульные» идеи рассматривались как побочный продукт Французской революции и того, что Ной Уэбстер назвал её «атеистическими нападками на христианство». Ортодоксальное христианское духовенство внезапно утратило свой прежний энтузиазм по отношению к Французской революции и в 1794–1796 годах ополчилось на Пейна, революцию и Республиканскую партию. Лидеры федералистов сразу же обнаружили, что приобрели важных клерикальных союзников в борьбе с революционно настроенными республиканцами. «Том Пейн, — заметил Фишер Эймс, — любезно излечил наше духовенство от его предрассудков».

За возрождением федералистов стояло нечто большее, чем поддержка, оказанная им испуганными священнослужителями. Обстоятельства повсюду в Америке были лучше, и стремление к счастью для большего числа людей никогда не казалось таким многообещающим. К 1795–1796 годам, после победы генерала Энтони Уэйна над индейцами в августе 1794 года и скорого возвращения Британии северо-западных постов, американцы были готовы и жаждали осваивать территорию к северу от реки Огайо. По всему Кентукки стали появляться города, а через Аппалачские горы в долину Огайо хлынули повозки с потребительскими товарами с Востока.

В то же время ситуация на Юго-Западе кардинально изменилась. В 1791 году идеалы свободы и равенства, зародившиеся во время Французской революции, перекинулись через Атлантику в богатую французскую сахарную колонию Сен-Домингю и вдохновили её на кровавое восстание рабов под предводительством Туссена Л'Овертюра, которое продолжалось дюжину лет. Прежде чем это восстание закончилось в 1804 году созданием республики Гаити, тысячи беженцев, как белых, так и свободных и порабощённых негров, бежали на другие Карибские острова и в города Северной Америки, включая Новый Орлеан. Испанские чиновники всё больше опасались, что революционные настроения могут распространиться и на Луизиану. В конце концов, большинство из шести тысяч жителей Нового Орлеана были французами, Франция владела Луизианой до 1763 года, а испанская военная власть в колонии была печально известна своей слабостью.

Действительно, испанские власти в Луизиане были настолько слабы и так боялись американских филистеров, особенно тех, которыми угрожал Джордж Роджерс Кларк из Кентукки, что решили, что им лучше пойти на соглашение с Соединёнными Штатами на Западе, иначе они потеряют всё. Когда стало казаться, что правительство федералистов может даже заключить союз с Британией и угрожать всей Испанской империи, испанское правительство наконец решило переломить десятилетнее противодействие американским требованиям на Юго-Западе. Внезапно Испания согласилась провести границу своих территорий Флориды и Луизианы по 31-й параллели, отказавшись от земель Язу, и открыть Миссисипи для американского судоходства.

В октябре 1795 года вновь назначенный американский посол в Испании Томас Пинкни, бывший губернатор Южной Каролины и двоюродный брат Чарльза Пинкни, который в 1786 году напал на планы Джея по продаже жителей Запада, подписал договор Сан-Лоренцо, который давал американцам практически всё, что они хотели. Когда новости о договоре Пинкни достигли Кентукки, люди были в восторге. Федералистская администрация добилась большого дипломатического успеха и сразу же сделала Запад гораздо более привлекательным как для поселенцев, так и для земельных спекулянтов. Навигация по Миссисипи, заметил Роберт Моррис, который всегда был начеку в поисках выгодной сделки, «удваивает или утраивает стоимость земель, граничащих с западными водами Огайо».

Но самым важным фактором, стимулировавшим поддержку федерализма в середине 1790-х годов, был растущий рост американского благосостояния. Финансовая программа Гамильтона творила чудеса. Принятие федеральным правительством на себя военных долгов штатов действительно снизило потребность штатов в налогообложении своих граждан, и штаты снизили свои налоги до уровня 50–90% от того, что было в 1780-х годах. К середине 1790-х годов налоговое бремя в штатах вернулось к дореволюционному уровню, который был значительно ниже, чем в европейских странах. К 1795 году некоторые штаты вообще отказались от налога на голосование и других прямых налогов.

Имея больше денег, американцы стали больше потреблять. Стоимость американских импортных потребительских товаров выросла с 23.500.000 долларов в 1790 году до 63.000.000 долларов в 1795 году. Отчасти благодаря договору Джея Америка стала лучшим клиентом Британии. Американцы также продавали больше товаров за границу. Стоимость внутреннего экспорта быстро росла — цена бушеля пшеницы, экспортируемого из Филадельфии, выросла более чем в два раза с 1792 по 1796 год. Война в Европе создала постоянно растущий спрос на американские товары, особенно на продовольствие, и открыла новые возможности для американского нейтрального судоходства.

Американские корабли бороздили просторы мира. В 1783 году они достигли Китая и теперь плавали по всему Тихому океану — на Гавайи, в Индонезию, Индокитай, Филиппины и Индию. В 1792–1793 годах корабль «Бенджамин» из Салема, штат Массачусетс, совершил успешное девятнадцатимесячное плавание к мысу Доброй Надежды и острову Франции. Это было непростое плавание. Капитан корабля Натаниэль Силсби (впоследствии сенатор от Массачусетса) должен был тщательно выбирать порты, выбирать грузы, оценивать стоимость фрахта и в то же время избегать британских и французских военных кораблей. Хотя Силсби было всего девятнадцать лет, он уже пять лет ходил в море; его первому помощнику было двадцать лет, а клерку — восемнадцать. Корабль вышел в море со смешанным грузом хмеля, шорно-седельных изделий, оконного стекла, досок красного дерева, табака и вина из Мадейры, а вернулся с товарами, которые принесли своему владельцу, Элиасу Хаскету Дерби, почти 500-процентную прибыль.

«Войны в Европе, — заявила газета Columbian Centinel в мае 1795 года, — осыпают нас дождём богатств, и нам остаётся только найти посуду, чтобы поймать этот золотой дождь». В период с 1792 по 1796 год грузоотправители увеличили свои прибыли в три раза, что, в свою очередь, стимулировало необычайный рост судостроения. Большим кораблям требовалось больше пиломатериалов, больше парусины, больше канатов, больше смолы и больше рабочих. С 1790 по 1796 год ежедневная заработная плата корабельных плотников и рабочих в Филадельфии удвоилась.

Этот «золотой дождь» процветания неизбежно разбавил большую часть республиканской оппозиции политике федералистов. «Фермеры настолько заинтересованы