Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

был самым очевидным кандидатом на пост президента. Но они были ещё более растеряны и разделены, чем федералисты, в вопросе выбора вице-президента. Одни хотели Пирса Батлера из Южной Каролины. Другие называли Джона Лэнгдона из Нью-Гэмпшира. И всё же другие предлагали Роберта Р. Ливингстона или Аарона Бурра из Нью-Йорка. Бурр, отличавшийся особым обаянием и хорошими связями, на самом деле смотрел на президентский пост и был готов добиваться голосов федералистов, чтобы получить его. Личные манёвры Берра заставили многих поверить, что он «не определился в своей политике» и, следовательно, может «перейти на другую сторону».

В итоге личные амбиции, местные интересы, секционные связи и личные дружеские отношения взяли верх над лояльностью национальной партии, превратив окончательные выборы в запутанное и хаотичное дело. Таким образом, рудиментарные усилия партийных собраний по определению подходящей пары кандидатов имели меньший эффект, чем многие хотели. Поскольку выборщики в каждом штате выбирались различными способами и могли голосовать за кого угодно, избирательная система ограничивала возможности партий по организации президентских и вице-президентских билетов.

Конституция предусматривала, что выборщики могут выбрать любых двух кандидатов, которые их устраивают, даже если они принадлежат к противоположным партиям. Так, в Пенсильвании один выборщик проголосовал за Джефферсона и Пинкни. В Мэриленде один выборщик проголосовал за Адамса и Джефферсона. А все выборщики Южной Каролины проголосовали и за Джефферсона, и за Пинкни. Однако, несмотря на эти примеры пересечения партийных линий, в восьми из шестнадцати штатов голосование прошло по прямой линии Адамс-Пинкни или Джефферсон-Бурр. И всё же, как следует из голосования выборщиков Южной Каролины, выборы на самом деле отражали скорее секционный, чем партийный раскол.

В итоге Адамс получил семьдесят один голос выборщиков, в основном из Новой Англии, Нью-Йорка и Нью-Джерси. Джефферсон был следующим с шестьюдесятью восемью, все из Пенсильвании и южных штатов. Пинкни получил пятьдесят девять голосов, а Берр — тридцать. Оставшиеся сорок восемь голосов были распределены между девятью людьми, включая Сэмюэля Адамса, который получил пятнадцать голосов избирателей от Вирджинии в знак недоверия этого штата к Бурру, чего Бурр никогда не простил.

Поначалу избрание федералиста Джона Адамса президентом, а республиканца Томаса Джефферсона вице-президентом, казалось, обещало конец фракционности и новую эру доброй воли. Джефферсон и Адамс были друзьями во время Революции, и результаты избирательного конкурса, а также выраженная Джефферсоном готовность служить вице-президентом при более старшем Адамсе, давали обоим возможность не только возобновить дружбу, но и восстановить мечту основателей о беспартийном правительстве. Другие надеялись на то же самое — что оба человека каким-то образом отделятся от своих фракций и покончат с тем, что один наблюдатель назвал «преобладающим духом ревности и партийности».

Джон Адамс пришёл к президентству, сильно сопротивляясь тому, что он неоднократно называл «этим извергом, духом партии». Как хороший радикальный виг, он всегда ценил независимость, не только независимость Америки от Великобритании и независимость одной части правительства от другой, но и независимость одного человека от другого; более того, он всегда гордился своей собственной независимостью. Он бросил вызов своему отцу, выбрав карьеру юриста, а не священнослужителя. В 1774 году он бросил вызов многим своим соратникам-патриотам, выступив в защиту лоялистов, ставших жертвами толпы после так называемой Бостонской резни. Находясь в Европе на переговорах о мире в начале 1780-х годов, он бросил вызов Конгрессу и своим коллегам, делая то, что, по его мнению, было лучше для Соединённых Штатов и Новой Англии. Он неоднократно выражал страх перед обязательствами перед другими людьми и, казалось, упрямо гордился теми насмешками и издёвками, которые часто получал за свои язвительные и откровенные мнения. «Популярность, — сказал он Джеймсу Уоррену в 1787 году, — никогда не была моей госпожой, и я никогда не был и не буду популярным человеком». Его классическими героями были Демосфен и Цицерон, чьи достижения достигались в условиях поражений, непопулярности и одиночества. «Я должен считать себя независимым, пока живу», — говорил он. «Это чувство необходимо для моего существования».

Это чувство нашло своё выражение в его политических и конституционных теориях. Адамс всегда интересовался конституционализмом и правильным устройством правительства. Действительно, никто из революционеров не относился к науке политики более серьёзно. В момент провозглашения независимости и создания конституции в 1776 году его памфлет «Мысли о правительстве» стал самым влиятельным трудом, которым руководствовались создатели новых государственных республик. В 1780 году он возглавил разработку конституции Массачусетса, которую многие считают самой важной конституцией штата в эпоху революции. А в 1787–1788 годах, находясь за границей в качестве первого министра Великобритании, он попытался воплотить полученные знания в основные принципы политической науки, применимые ко всем народам во все времена. Результатом стала его трёхтомная работа «Защита конституций правительства Соединённых Штатов» — громоздкий, беспорядочный конгломерат политических глосс на единственную тему смешанного или сбалансированного правительства.

К 1787 году Адамс потерял уверенность в том, что во времена Независимости американский народ сможет превратиться в доброжелательный и добродетельный. Американцы, заключил он, «никогда не заслуживали характера очень возвышенной добродетели», и было глупо «ожидать, что они должны стать намного лучше». Жизнь повсюду была борьбой за превосходство. В этой борьбе лишь немногие достигали вершины, и, оказавшись там, эти аристократы, которые редко были самыми талантливыми или добродетельными, стремились лишь упрочить и возвеличить своё положение, угнетая тех, кто был ниже их. Те, кто находился внизу общества, движимые самыми честолюбивыми побуждениями, в свою очередь стремились лишь разрушить и заменить тех немногих аристократических социальных лидеров, которых они ненавидели и которым завидовали.

Отсюда, говорил Адамс, возникло неизбежное социальное разделение между немногими и многими, между джентльменами и простолюдинами, между «богатыми и бедными, трудолюбивыми и праздными, учёными и невеждами», между теми, кто достиг превосходства, и теми, кто стремился к нему. Основанное на иррациональных страстях людей, это разделение не могло быть ни стабильным, ни безопасным. Эта борьба за превосходство существовала везде, даже в эгалитарной, республиканской Америке. Действительно, утверждал Адамс, почти за полвека до того, как Токвиль сделал такое же проницательное наблюдение, американцами в большей степени, чем другими народами, движет страсть к различиям, желание отличить себя друг от друга. В республиканском обществе, преданном равенству, «не может быть никакой субординации». Человек видит, что у его соседа, «которого он считает равным себе», лучше пальто, дом или лошадь. «Он не может этого вынести; он должен и будет находиться на одном уровне с ним». Америка, заключил Адамс, стала «более скупой, чем любая другая нация».

Политическим решением Адамса в этой непрекращающейся борьбе за место и престиж было смешанное или сбалансированное правительство. Образование, религия, суеверия, клятвы — ни