Нырнуть без остатка - Катя Саммер

обещал, но мое огромное сердце все же разбилось. Я склеивала его изо всех сил так много лет, чтобы сегодня оно разлетелось вновь от осознания одной простой истины: я им не нужна. Не была нужна тогда, не буду сейчас. Зачем он напомнил мне об этом?

Зачем, зачем, зачем?

Я лежу, вперившись в стену. Долго лежу. Слушаю шаги и шорохи за окном, стук веток и дождя о стекло. А Никита все-таки приходит за мной. Приходит и забирает в теплую спальню под теплое одеяло, прижимает к горячему телу.

Сон нападает почти сразу. Я засыпаю под его тихий шепот о том, что у нас больше не будет секретов.

Да, только я так и не сказала ему ничего. О его брате и, возможно, Лиле. Потому что о таком лучше не знать.

Глава 37

Рада

Утром у меня есть прекрасный повод сбежать – на дежурство. Впервые встаю раньше Никиты, потому что толком не спала всю ночь, кошмары снились. Сначала открываю глаза и прижимаюсь ближе к нему, а потом вспоминаю про эту треклятую папку, и сердце снова ноет. Все же было так хорошо!

Все было слишком хорошо, – скрипит противный голосок в голове.

Захожу к Максу по дороге, выдергиваю Волка из сонных объятий Клео и спешу на остановку. Долг зовет. А после изматывающих суток отсыпаюсь весь следующий день. Почему? Потому что не хочу спускаться вниз. Слышу, как Никита ходит по дому, готовит есть. Он заглядывает в комнату, предлагает мне поужинать. И даже когда отказываюсь, приносит тарелку с пастой. Я хоть и сопротивляюсь, съедаю все подчистую – пахнет невыносимо вкусно.

Больше всего пугает, что мы не ругаемся. Мы общаемся по делу, спим на одной кровати, правда, на разных частях и пионерском расстоянии, но между нами постоянно висит какое-то незримое напряжение.

Никита, ясное дело, терпит, дает мне время, за что я ему благодарна. Вот только ничего не происходит. В моей голове, по крайней мере, ничего не меняется. И вряд ли начнет. Потому что это личное, другим не понять. Просто Никита сковырнул слишком глубокую ранку. Она долгие годы обрастала коркой, а он одним легким движением и парой слов снова разодрал ее до крови. Я не должна злиться на него, но я злюсь. Это плохо, очень плохо.

Утром после очередной бессонной ночи мы встречаемся с Майей. Она забирает меня из дома, потому что ей не нравится мой голос.

– Ну и видок. Кто-то умер? – Я бы подумала, что она шутит, если бы не глянула перед уходом в зеркало.

Жуть. Под глазами мешки – каждый килограмм по десять, еще и лицо серого цвета, зато щеки в красных пятнах от вечных слез. Интересно, я ждала всю жизнь, чтобы их выплакать?

До самого кафе мне еще удается отмахиваться от Майи, но под аккомпанемент родных сырников и ароматного кофе я все-таки сдаюсь. Чуть не давлюсь вкуснятиной, когда снова начинаю плакать. Да, блин, это прекратится?

Подруга выслушивает молча, не перебивает. Хмурится иногда особенно сильно, иногда кивает или, наоборот, машет, мол, глупости говорю.

– Радка, – наконец вступает она, когда держу паузу дольше минуты, – ну я здесь полностью на стороне Никиты.

Слова больно режут.

– Почему? – спрашиваю еле слышно.

– Потому что он поступает по-взрослому, не прячет голову в песок.

– Май, хватит. Ты же знаешь, я для себя все давно решила. Одного не пойму… Ты-то со своим опытом должна быть на моей стороне, должна быть против всего этого!

Как она не понимает? Ее же обокрала родная мать! Она же стала наставником после всей этой истории! У нее же нашелся непутевый брат с вечными проблемами!

– С чего вдруг? – удивляется подруга.

– Н-но…

– Слушай, даже если один из десяти сирот после подобной встречи с прошлым получит заслуженный «хэппи-энд»… это ли не победа?

Совсем не уверена, но в ответ молчу. С Майей разговор дальше не клеится, я просто слушаю рассказы о синяках Богдана и о том, как она волнуется, что быстро съехалась с Максом. Поддакиваю, иногда вставляю пару нужных слов, не более. Сама же ухожу глубже в себя.

Почему они не понимают? Если я узнаю ту правду, от которой защищалась все годы, если доберусь до первопричины, я же… я же…

В среду ускользнуть на дежурство уже не получается, да я особо и не стараюсь. Силы на исходе, голова пудовая, мысли все запутались в морские узлы. Я не хочу больше бежать от Никиты, подхожу и обнимаю его, пока он готовит яичницу с беконом. Проблема только в том, что я не хочу с ним говорить. Пока еще нет.

Мы молча подъезжаем к питомнику, но я сижу на месте. Подбираю слова, но не выходит. Может, потому что я до сих пор не могу объясниться с собой? Честно признаться, что хочу сделать с этой дурацкой папкой – сжечь и никогда не вспоминать о ней. Но факт из памяти нельзя стереть. Даже Волк косится на меня с неодобрением.

Ладно, я даю себе еще один день погонять внутренних демонов, а сама тянусь к дверце.

Никита перехватывает мою руку. Не дергает, просто кладет крупную ладонь поверх моей. Я чувствую его дыхание рядом. Я так хочу повернуться, не могу не повернуться.

Он смотрит на меня, и я будто читаю его мысли – про то, как он тоскует, как жалеет, как хочет, чтобы я была счастлива. Почему я не умею, как он, выразить все одним простым взглядом?

– Малыш, я даю тебе еще один день, но завтра ты от меня не отделаешься. Я возьму тебя измором.

Никита целует аккуратно в щеку, ведет губами выше, задевает ухо и делает глубокий вдох. Изо рта вырывается тихое «а-ах». Все чувства на грани, потому что душа оголена и ноет.

– Я люблю тебя. Не забывай, хорошо? Давай вместе решим, что делать с папкой.