Нырнуть без остатка - Катя Саммер

руля даже после смены власти. Поэтому подлизывался к ним любыми способами.

Сейчас все кажется таким очевидным.

– Ха, – он противно смеется и начинает хлопать в ладоши, – ха-ха-ха.

А затем встает и бьет кулаками по столу, выражение лица резко меняется.

– Не докажешь.

– Я не скажу отцу, – говорю Севе, который думает, что напугал, – он скоро сам поймет. Пока ты празднуешь здесь, людей Дроздова взяли. В здании полиция.

Брат теряется, оглядывается по углам, где камеры. Испуганно поворачивается к окну, убирает жалюзи и грязно ругается. Трус.

– Вы бы все потеряли, – рычит, стреляет дикими глазами. – Вы с отцом – два идиота! Вы бы и без меня все потеряли! Я лишь пытался остаться на плаву! Я сделал то, что нужно!

Усмехаюсь, потому что ясно одно – он и правда считает, что поступил правильно. В его проекции, конечно.

– Я всегда был один, я боролся за себя. Ты всегда был его любимчиком.

– Боже, это здесь при чем?

Но Севу уже не остановить. Он с каждым шагом ко мне выплевывает очередную порцию грязи.

– Ты не стоишь моего мизинца, но при этом мать в тебе души не чаяла. Ты даже не старался их любить, а они все молились на тебя. Даже Лиля, – он смотрит мне прямо в глаза, рот искривлен, лицо походит на жуткую гримасу. – О, как она стонала, подставляя зад. И все равно, все равно кричала твое имя!

Я бью его справа, бью изо всех сил. Брат отшатывается, вытирает рукавом кровь из носа, улыбается, будто самый настоящий демон, и через миг уже надвигается на меня. Завязывается драка – яростная, жестокая. Понятия не имею, сколько она длится, нас разнимает только подоспевшая охрана.

Я больше не слушаю никого. По пути захожу в уборную: отрываю салфеток, вытираю рассеченную губу, не глядя в зеркало, умываю лицо. А через полчаса обнаруживаю себя на пороге у Макса. Долго не решаюсь войти, но стучу. Мне открывает Майя, улыбается, пока не оценивает картину целиком.

– Клео лаяла, и я… – запинается, подбирает слова, – проходи, в общем. Макс!

Девчонка исчезает из комнаты, положив пакет со льдом на барную стойку. Прикладываю к щеке, что горит, и наконец выдыхаю.

– О-о, богатырь, ты от кого такую оплеуху выхватил? Малышка огрела?

– Лучше. Брат.

– Стой, сейчас хоть пива достану, – он ставит две бутылки охлажденного темного, – ну вот теперь можешь вещать, гоу!

Я не собирался вываливать на него все, это не в моих правилах. Я не собирался затрагивать те опасные темы, но меня как прорвало. Сказав об одном, я уже не могу остановиться – говорю, долго говорю. Майя умудряется спуститься несколько раз, чтобы выпить кофе, перекусить, я и при ней не затыкаюсь.

Когда заканчиваю, даже дыхание сбивается. Я по-прежнему сжимаю опустевшую бутылку пива, смотрю в одну точку. Я выложил все, что на душе, а слышу совсем не то, что приготовился слышать.

– Как ты мог подумать, что я с тобой так поступлю? Мы же выросли вместе!

На лице Макса совершенно искреннее недоумение. Оно радует – хоть что-то в этом тотальном кошмаре меня радует.

– Это не помешало моему брату…

– Да, прости, – сразу останавливает он. – В голове не укладывается. Слушай…

– Макс, ничего не говори, я не для этого к тебе пришел. Просто впервые в жизни показалось – вскроюсь, если останусь один.

– Матильда на дежурстве осталась даже после такого?

– Да для них ничего особенного и не произошло – просто раскрыли очередное дело. И не называй ее так.

– А что не нравится-то? Она же…

– Да-да, знаю, что похожа на девчонку из «Леона», у меня кошка была Матильдой, потому что я фильм этот любил.

– Ох, Ромео, так ваша встреча предначертана судьбой! – он ржет как конь.

– Да заткнись ты, придурок, – смеюсь в ответ.

На сердце становится легче, хотя ничего вроде бы и не произошло. Просто еще раз убедился, каким оленем я иногда могу быть и что ни хрена не смыслю в людях.

– Эй, – зовет Майя, перегнувшись через перила на лестнице, – Рада звонила. Ее отпустили – едет.

– Пчелка, походу, нажаловалась на тебя, – Макс по-прежнему угорает.

– Я все еще здесь и слышу. И ничего я не…

– Иди, с тобой потом разберусь, – бросает он девчонке, которая закатывает глаза и уходит наверх.

А я собираюсь с силами и бреду домой, где меня встречает пустота и гулкое эхо. Наедине с самим собой сразу хуже становится. Я пью воды и прямо в одежде заваливаюсь на кровать. Только закрываю глаза, вспышки одна за другой ослепляют, причиняя почти физическую боль.

Слежу за минутной стрелкой, которая проходит полный оборот, прежде чем снизу доносится звон ключей и нетерпеливый лай.

– Постой, Волк! Лапы! Да постой же ты, зараза такая!

Но я слышу, как этот великан мчит по лестнице, забегает в комнату и с ходу становится лапами на кровать, чтобы облизать мне лицо. Полностью. Все.

Я не сопротивляюсь, только жмурюсь сильнее. И смеюсь.

– Волк! Лежать я сказала!

Маленькая фурия влетает почти следом, смешно грозит ему пальцем. Даже не переоделась, так и стоит в этом огромном полицейском бушлате. Очень милая.

Встречаю ее взгляд, а там столько всего намешено: испуг, волнение, забота.

– Ты… – порывается что-то сказать, но я качаю головой.

– Полежи со мной.

С ней не нужно просить дважды – скидывает куртку на пол и забирается мне под бок. Так и лежим, крепко обнявшись, пока Волк не запрыгивает на кровать, чтобы раздавить нас любовью.

Глава 39

Рада