В горах долго светает - Владимир Степанович Возовиков

— Где ты спрятал своего хозяина? Говори, кривая собака, или я отправлю тебя на корм стервятникам!

Басмачи загудели, надвинулись на Сулеймана. Злоба людей, заведенных в ловушку и предательски брошенных главарем, устремилась на его ближайшего телохранителя, а страшнее слепой человеческой ярости нет ничего. Особенно если в трех шагах — пропасть. Так уж повелось испокон веков, что за подлые дела господ чаще всего расплачиваются их самые верные слуги. Во всей толпе, сгрудившейся на площадке, только один человек мог поверить, что Одноглазый не способствовал исчезновению хозяина.

— Остановитесь, мусульмане! — Юношески звонкий голос кучарского милиционера покрыл шум толны. — Прежде чем казнить человека, надо хотя бы выслушать его.

Сулеймана отпустили. Пленный милиционер, отрастивший первые усы, приобретал все большее влияние на бородатых громил с той минуты, как открыто заговорил от имени народной власти, которую он представлял, будучи даже заложником. И дело заключалось не столько в том, что власть эта уже ступала по Тропе шайтана горными ботинками и пастушьими сапогами революционных солдат-добровольцев, кружила над ущельем винтокрылой машиной. Устами двадцатилетнего юноши эта власть сказала им об их главаре больше, чем знали они все вместе — соучастники его дел.

— Клянусь аллахом, я не знаю, куда он скрылся, — заговорил Сулейман. — Он велел мне стоять возле скалы, на повороте, никого не пропуская к мосту. Когда загудел вертолет, мне послышался крик. Я думал, они зовут меня, и пошел к ним. Их уже не было. Я все осмотрел, там негде спрятаться, и даже кричал, но никто не ответил.

После некоторого молчания мулла поднял руку:

— Братья-мусульмане, пусть пятеро с Одноглазым пойдут к мосту и еще раз все там хорошо осмотрят. На тропе у моста может быть тайник или скрытая щель. У Кара-хана не было такой длинной веревки, чтобы спуститься на дно ущелья, и он не мог обернуться птицей, чтобы улететь.

— Он оборотень! — крикнул кто-то. — Не улетел, так уполз змеей.

— Болтать о колдовстве — не дело правоверных мусульман! — вскипел мулла. — Кара-хан — обыкновенный человек. И у нас мало времени. Начальники отрядов и старшие воины должны держать совет. Скоро вертолет полетит обратно. Что мы ответим офицерам Кармаля?

Похоже, угроза скорой расплаты за преступления банды прибавила этому человеку здравомыслия, он не произносил длинных проповедей и даже на коран теперь не ссылался. Отправив пятерых басмачей обследовать место исчезновения главаря, он распорядился сбросить убитого в ущелье, даже не глянув при этом в сторону Азиса, собрал приспешников в тесный кружок посреди площадки. День выдался невероятно жаркий для осенней поры, полдневное солнце раскалило камень, в воздухе заструился зной. После долгого утомительного перехода людей мучила жажда, но никто не прикасался к фляжкам и бурдюкам. Впереди была неизвестность, и воду берегли.

Двое бывших мулл сразу и решительно высказались: стоять на условиях, выдвинутых Кара-ханом, попытаться восстановить мост, уйти с оружием, ценой освобождения заложников сохранив не только жизни, но и свободу.

— Вы знаете способ восстановить мост? — спросил мулла.

— У нас достаточно крепких шнуров. Мы сплетем веревку и будем бросать петлю, пока она не захлестнет за столбик старого моста. Ширина щели всего тридцать шагов. Может быть, Кара-хан так и ушел.

— Кара-хан мог уйти по веревке, ты тоже уйдешь, и некоторые другие. Но не все. А куда мы денем остальных, особенно женщин?

— Их можно оставить здесь.

— Если мы их оставим здесь, живых или мертвых, вертолеты за четверть часа перестреляют нас на тропе до единого. Мы еще живы, потому что с нами заложники. Кара-хан знал, что делает, когда брал их. И теперь, когда нас обнаружили, я не уверен, что нас не ждет засада в конце тропы. У наших врагов достаточно времени, чтобы высадить там десантников. Нам придется идти в теснинах под прицелами опытных стрелков. Нас уложат одним залпом, и заложники останутся невредимыми. Мы не сможем даже отомстить.

Далеко родился гул вертолета. Главари замолкли, прислушиваясь, но гул снова пропал, — видно, машина кружила над ущельем, что-то выслеживая. Или разрушала другие мосты? Или высаживала десантников?

— Ты предлагаень плен, молла Рабани?

При слове «плен» главари затаили дыхание, кое-кто пугливо оглянулся — почудилось, за спиной стоит Кара-хан, каравший смертью за одно это слово.

— Я ничего еще не предлагаю. Я сказал о нашем положении и жду лучшего совета.

— Нам обещают жизнь, но не свободу. Лучше мы умрем на свободе, чем заживо гнить в тюрьме.

— Двери рая открыты павшим за истинную веру, — молитвенно сложил руки мулла.

— Оставь свои проповеди! — неожиданно вскипел начальник охраны заложников. — Хочешь — сам помирай в логове шайтана, а я не хочу. Нас будут судить по закону, и каждый получит, сколько заслужил. Это лучше, чем расстрел без суда, здесь.

— Ты решил сдаться? — настороженно сощурился мулла. Кое-кто потянулся к оружию.

— Не я один. Мои воины давно уже поняли, что солдаты ни за что не выпустят нас с этой тропы живыми, если мы не сдадимся. Они уже решили не уводить заложников дальше, а отделиться с ними и повернуть обратно.

Вся маленькая джирга оборотилась в одну сторону: между главарями и сгрудившимися заложниками за камнями расположилось полтора десятка воинов, готовых во всякий миг пустить в ход оружие.

— Изменники! — прошипел один из бывших мулл.

— Изменник — Кара-хан. Если он, спасая себя, бросает целые отряды, кто смеет осуждать этих воинов? Я согласился с ними и с ними останусь. Ахматиар был умнее нас.

Кто-то из фанатиков схватился за автомат, но мулла остановил его окриком:

— Безумцы! Перестреляв друг друга, вы только облегчите дело солдатам. Кто еще скажет?

Все разом повернулись на звук шагов: возвращались посланные к мосту. Старший сдержанно сообщил: никаких признаков тайника или щели и никаких следов Кара-хана и его напарника.

Далеко-далеко колыхался в воздухе вертолетный гул.

— Тюрьма — не смерть, — негромко заговорил красноглазый, тот, что принес весть об измене Ахматиара. — Из тюрьмы когда-нибудь освобождают. Из нее даже можно уйти и продолжать джихад. А мертвые не могут ничего.

— Да, — кивнул один из начальников десятка.

— Да... да... — отозвались новые голоса.

— Достаньте два белых платка и постелите на краю площадки, — распорядился мулла. — Им садиться незачем, пусть увидят наш ответ. А то разобьют машину и разозлятся — нам это ни к чему. Как только пролетит вертолет,