Правда о Портъ-Артуре Часть I - E. Ножинъ

А японцамъ легче что ли будетъ? У нихъ дороги не будутъ испорчены?

Нетъ-съ, намъ нужно держаться здесь до последней крайности. У насъ начинаетъ уже внедряться привычка къ отступленію.

Если привыкнемъ къ этому – плохо будетъ. Теперь есть куда отступать. А что же будемъ делать когда начнется тесная блокада? А что она рано или поздно наступитъ – это не подлежитъ никакому сомненію. У насъ черезчуръ мало боевыхъ силъ, чтобы до выручки съ севера удержаться на передовыхъ позиціяхъ.-

Полковникъ Семеновъ былъ совершенно правъ. Еще задолго до боя 13-го іюля въ беседахъ съ офицерами мне приходилось очень часто слышать мненія, что упорная защита передовыхъ позицій вредно отзовется на общей обороне крепости. Чувствовалось, что люди очень и очень хотятъ засесть на верки крепости, предполагая, что защита ихъ будетъ гораздо легче. Мало знакомые съ темъ, въ какомъ виде находились наши блиндажи, не имея ни малейшаго представленія объ ихъ прочности, они рисовали себе перспективы обороны крепости, при условіи тесной блокады, въ самыхъ радужныхъ краскахъ.

Они думали, что блиндажи ихъ спасутъ.

Они сравнивали защиту Артура съ обороной Севастополя, где можно было, спрятавшись въ блиндаже, чувствовать себя, какъ у Христа за пазухой. Къ сожаленію, они забывали, что теперь не те орудія, не те снаряды. Забывали, что Севастополь сообщался непрерывно съ Россіей, куда эвакуировали черезъ Северную сторону больныхъ, и откуда прибывали подкрепленія. Они забывали, что и при этихъ благодарныхъ условіяхъ Севастополь попалъ въ руки противника.

Портъ-Артуръ же, совершенно изолированный отъ всего міра, съ минимумомъ запаса провіанта, снарядовъ, боевыхъ силъ и незаконченностью сухопутной обороны былъ ловушкой для арміи и флота.

Они не хотели понять, что чемъ дальше мы задержимъ противника здесь – темъ больше успеютъ доделать не доделанное въ Артуре.

Вспоминая за этотъ періодъ времени общее настроеніе войсковыхъ массъ – я долженъ съ грустью констатировать, что стремленіе назадъ было гораздо сильнее стремленія стойко держаться.

Причиною этого было, безусловно, растлевающее значеніе деятельности Стесселя и Фока. Ихъ личная, везде проявляемая бездарность, безтолковщина, непорядочность, несправедливость по отношенію ко всему подчиненному имъ командному составу – вотъ где гнездился ядъ.

Въ боевой обстановке войска, разбросанныя даже на большой площади, представляютъ изъ себя одинъ организмъ. Всякая ошибка, каждая несправедливость, проявленіе бездарности, наличность трусости въ старшемъ начальнике – какъ по нервамъ передается по всему организму, и организмъ начинаетъ проявлять все признаки недомоганія.

Близко знакомясь съ войсками на передовыхъ позиціяхъ, подолгу бывая въ обществе офицеровъ, беседуя съ ними, прислушиваясь ко всему, что ихъ интересовало или тревожило, – я пришелъ къ убежденію, что съ оставленіемъ нами Киньчжоу организмъ войсковыхъ массъ, защищавшихъ передовыя позиціи, былъ расшатанъ и проявлялъ очень тревожные симптомы.

Мне было до очевидности ясно, что Стессель, Фокъ, Рейсъ, Савицкій, Никитинъ сознательно или безсознательно – утверждать не решусь – но безусловно отравляли войсковой организмъ.

Если среди офицеровъ и раздавались голоса о необходимости какъ можно скорее отступить къ Артуру, то это уже безусловно (это подтвердитъ масса офицеровъ съ комендантомъ крепости во главе) было благодаря Фоку, который при каждомъ удобномъ и неудобномъ случае говорилъ о необходимости отступить, доказывая, что все те "изменники", кто за упорную защиту передовыхъ позицій.

Объ этомъ знали не только офицеры, но и масса нижнихъ чиновъ.

Удивительно ли после этого, что войска такъ упорно оглядывались назадъ?

Простившись съ полковникомъ Семеновымъ, я ушелъ къ себе въ палатку. Соседей моихъ не было.

– Такъ что васъ просили въ батарею, доложилъ вестовой.

Спать еще не хотелось, пошелъ въ гостепріимное общество офицеровъ батареи князя Чхейдзе.

Она занимала позицію на одной изъ вершинъ, обрамлявшихъ Луньвантаньскую долину.

Ставка же офицеровъ была рядомъ со штабомъ. Издали еще услышалъ я голоса Сенкевича и Чивчинскаго. Общество хохотало и было слегка а bon courage.

Часа полтора я просиделъ въ обществе этихъ въ высшей степени симпатичныхъ и интеллигентныхъ людей; здесь же былъ и Владиславъ Адальбертовичъ Загоровскій.

Я положительно не могу понять, почему артиллеристы и пехотные офицеры такъ разнствуютъ въ общей массе въ своемъ обиходе, привычкахъ, интересахъ, начитанности, взглядахъ, убежденіяхъ.

Неужели до сихъ поръ еще отражается на пехотныхъ частяхъ влитый туда элементъ офицеровъ изъ пехотныхъ юнкерскихъ училищъ?

Разницу эту я замечалъ, но въ гораздо меньшей степени, и въ Россіи; тутъ же, на Квантуне, она была особенно рельефна.

Одно можно предположить: при огромномъ составе офицеровъ, прибывшихъ сюда изъ разныхъ концовъ Россіи, все они были чужды другъ другу. Въ молодыхъ полкахъ не успели создаться традиціи, которыя даютъ каждому полку свою особенную, яркую физіономію.

Памятенъ мне этотъ вечеръ, когда мы последній разъ собрались все вместе.

Разговоръ, конечно, вертелся на грядущихъ событіяхъ завтрашняго дня.

Поручикъ Чивчинскій съ неподражаемымъ искусствомъ разсказывалъ, какъ 13 іюня подполковникъ Киленинъ организовывалъ въ этой же долине неорганизованное отступленіе и первымъ помчался въ Артуръ, а инженеръ подполковникъ Крестинскій, случайно очутившійся на позиціи, принялъ на себя командованіе отрядомъ и организовывалъ наступленіе.

Общество хохотало до слезъ.

Поручикъ Чивчинскій, при всемъ желаніи говорить серьезно о нашихъ военныхъ операціяхъ, не могъ говорить иначе, какъ въ юмористическомъ тоне.

Если бы все эти операціи не сопровождались потерею людей и жизней – действительно, все, что творилось въ раіоне, скорее напоминало "юмористическія похожденія двухъ генераловъ и несколькихъ штабъ- и оберъ-офицеровъ", чемъ серьезныя, строго обдуманныя действія разумныхъ, преданныхъ долгу людей.

Въ этотъ вечеръ я очень много говорилъ съ батарейными офицерами, штабсъ-капитаномъ Костровымъ и Цитовичемъ.

Какъ тотъ, такъ и другой производили на меня всегда самое лучшее впечатленіе.

Чувствовалось, что находишься въ обществе истинныхъ офицеровъ, офицеровъ-рыцарей.

Они съ искреннимъ негодованіемъ говорили обо всемъ, что творилось и творится на Квантуне. Они возмущались главнымъ образомъ темъ, что нами были не использованы восхитительныя позиціи на Нангалинскихъ высотахъ.

– Помилуйте, разве можно было остановиться на выбранныхъ позиціяхъ, имея столь ограниченное количество полевыхъ орудій и при полномъ отсутствіи горныхъ?

Завтрашній день намъ безусловно докажетъ сделанную ошибку.

Позиція въ 25 верстъ, при минимуме боевыхъ силъ – ведь это абсурдъ!

Что заставило Фока выбрать эти позиціи? Преувеличенное представленіе Фока о действіи огня съ моря.

Во время киньчжоускаго боя онъ виделъ, что стоявшая на горномъ пике совершенно открыто батарея No 15 была подбита огнемъ непріятельскихъ канонерокъ. Оптическій и звуковой эффектъ такъ разстроилъ воображеніе Фока, что онъ убедилъ Стесселя – въ невозможности держаться подъ огнемъ съ моря.-

Они были правы, но не совсемъ: Фокъ со всей своей дивизіей бежалъ прямо въ Артуръ, куда его давно "влекла неведомая сила".

Выборъ – вместо прекрасной Нангалинской позиціи, прикрывавшей какъ Дальній, такъ и весь Квантунскій полуостровъ – нелепейшей позиціи на горахъ Юпилаза – Куинъ-Санъ, фронтомъ въ 25 верстъ, въ самомъ широкомъ месте полуострова, былъ вызванъ вовсе не предположеніемъ, что, сжимая фланги къ центру, можно уклониться отъ действій огня непріятельскихъ судовъ, вовсе нетъ.

Выборъ этой нелепейшей позиціи былъ вызванъ темъ, что, отступивъ или, лучше, позорно бежавъ после киньчжоускаго побоища прямо въ Артуръ, поздно было занимать Нангалинскія высоты.

Близко къ полуночи я прошелъ къ себе. – Не спалось. Стояла тихая ночь. Бивуакъ давно уже уснулъ.

Что будетъ завтра? Чемъ кончится бой?

Кругомъ царилъ полный покой. Даже соседъ по палатке не изводилъ сегодня своимъ боевымъ храпомъ.

Но вотъ вдали что-то зашумело. Невольно вздрогнулъ. Нервы были напряжены.

Въ штабе задребезжалъ звонокъ телефона.

Слышу – будятъ капитана Успенскаго.

– Ваше вскородіе, резервы подходятъ. Извольте встать, ваше вскородіе.

Былъ уже часъ ночи, когда шумная вереница вновь прибывавшихъ проходила мимо моей палатки.

Переходъ изъ Артура былъ не великъ и не труденъ, но люди выглядели такими утомленными, измученными, словно имъ пришлось пройти Богъ знаетъ сколько.

Это было вполне понятно. Довольствіе мясомъ было сокращено, физическаго труда прибавилось. Люди целыми днями копались, таскали тяжести. Да и душевное состояніе, которое было очень тревожно, сильно вліяло на здоровье. Артуръ уже четвертый месяцъ былъ разобщенъ со всемъ остальнымъ міромъ.