Масонство и закон - Роско Паунд

столь прославленный ученый, как Оливер, не имеет ничего более путного сообщить на эту тему, то значит, на нее и вовсе не стоит говорить. Поэтому склонные к научным исследованиям члены Братства обращаются к психологии и символизму. А ученые вне Братства просто смеются над всеми попытками серьезно исследовать масонскую историю. Стоит малейшему предположению, что масонская история сама по себе может являться наукой, что исходя из своего предмета она имеет право на собственные методы и критерии, хотя бы немного потеснить в общественном пространстве мысли растиражированную псевдо-историю, – масонский ученый свет немедленно отвергает его.

Невозможно переоценить сделанный Бр. Гоулдом шаг, когда он, бесспорный лидер всех современных масонских историков, взял за образец стандарты, неизмеримо более высокие, чем принципы поиска истины у историков вне Цеха. После выхода в свет его великого труда, где самому строгому анализу подверглись все гипотезы, все традиции и все упоминания о так называемых фактах, никто из претендующих на звание ученого уже и не помыслит никогда о возврате к тому, что один критик-профан справедливо назвал «бойкими и бодренькими писаниями масонских летописцев, демонстрирующих в своих книгах по истории спесивое пренебрежение к фактам и возмещающих недостаток фактов потрясающей плодовитостью на выдумки».

Была необходима «большая чистка» (great clearing away), чтобы заложить новое основание под здание масонской истории. И эту чистку Бр. Гоулд осуществил буквально в два взмаха. Даже если мы можем сейчас рассуждать о том, не слишком ли суровы заданные им критерии для такого сложного предмета, как масонская история, всегда надлежит помнить, что это ему принадлежит заслуга в том, что в наше время можно назвать себя историком масонства без стыда. Если Джеймс Андерсон – это в некотором роде Геродот масонской истории, то Бр. Гоулд – абсолютно точно ее Фукидид. Он не просто написал труды, которые с огромной долей вероятности останутся стандартом написания истории масонства, но гораздо более того – он научил нас, как писать историю масонства. За эту заслугу перед Цехом, невзирая на все прочие, его всегда будут помнить как одного из самых выдающихся наших ученых.

Речь перед ложей «Гора Синай» 6 марта 1956 г.

Досточтимый Мастер, братья, я всегда смущаюсь, слыша такое цветистое представление меня как оратора. В последние годы, когда мои друзья оказываются так добры, чтобы так меня представлять, я все это слушаю скорее как некролог, и в то же время попытки соответствовать такому превозносящему меня представлению вызывают в памяти первый раз, когда мне пришлось выступать перед публикой не по написанному.

Меня шестой день как приняли в адвокаты, и я, боюсь, как любой выпускник первоклассного юридического факультета, понятия не имел о деталях юридической практики. Но тем не менее, меня отправили в какой-то маленький округ в двадцати милях по железной дороге ради того, чтобы я исполнил тягостный долг по получению заочного решения суда в отсутствие ответчика. Я очень тщательно прочитал все процедурные документы, я разобрался, в каком случае можно получить заочное решение суда, но там ничего не говорилось о том, как его получать, и единственное, что мне оставалось, – это сидеть в суде и ждать в надежде, что кто-нибудь будет получать там заочное решение, и я потом сделаю, как он.

Но не успел я подсмотреть, как кто-нибудь получает заочное решение, выяснилось, что в этом городке черная община построила себе храм и считает необходимым произнесение речи на его освящении, и конечно, всем отлично известно, что местные адвокаты – первые кандидаты на любую ораторскую должность. Любой уважающий себя адвокат должен уметь выступать по любой теме в течение неограниченного времени, знает он что-либо по теме выступления, или нет. Так что они обратились к председательствовавшему в судье с прошением предоставить им адвоката для произнесения речи. Судья оглядел зал суда и немедленно выбрал меня и еще одного адвоката, которого приняли за два дня до меня, поскольку всем отлично известно, что на дело, которое приносит честь и славу, но не приносит денег, обычно отправляют самых молодых членов профессионального цеха. Сразу по выходе из зала суда мой юный коллега дал стрекача, и мне пришлось одному пойти с цветным проповедником произносить перед его паствой речь. Я не имел никакого представления, о чем говорить, и так ему и объяснил, что все, что я буду говорить, будет чистым экспромтом, потому что я не имел возможности подготовиться к случаю. Он мне ответил, что он обо всем позаботится. И так и сделал. Когда подошло время, он сказал: «Братья и сестры, по любезному распоряжению председательствующего судьи окружного суда, достопочтенный Роско Паунд милостиво согласился произнести для нас несколько тилигентных и поумучительных слов чисто экспромтостного типа». Так вот: я могу вам с чистой совестью гарантировать, что мое выступление здесь будет тоже экспромтостного типа, а уж насколько оно будет поумучительным, – решайте сами.

Говоря серьезно, у меня есть много что вам сказать, уж в любом случае побольше, чем эта история. У меня есть, например, в запасе еще и другая история, про случившееся два года назад – даже уже три – что очень широко раскрыло мне глаза на нечто, о чем, как я считаю, нам нужно хорошенько задуматься, оглядываясь вокруг в современном мире.

Когда меня пригласили поработать в Индии профессором в Университете Калькутты, мне довелось пару раз присутствовать на работах ложи в Бенгале, и этот опыт многому меня научил. Мне было радостно видеть двухметрового индуса в огромном голубом тюрбане и магометанина в красном тюрбане, обернутом вокруг фески, а рядом с ними – американца и еще одного из тех, кого в тех краях называют «бабу» – образованный госслужащий из местных бенгальцев, – в одной ложе, исполняющими ритуал плавно, аккуратно и в полном согласии. Люди, которые на улице вполне могли бы просто вцепиться друг другу в глотки, в ложе вели себя как братья-масоны, как цивилизованные граждане, как люди высшего духа. Это вдохновляло и, повторяю, многому меня научило.

Я много раз повторял в своих выступлениях, что важнее всего в мире в любое время – цивилизация, то есть возвышение сил человека до уровня его высочайших возможностей, и у нее есть две стороны. С одной стороны, это, конечно, наивысшее развитие контроля человека над внешней природой. Мы в этом деле воистину творим чудеса. Я считал, что мы достигли невозможного, когда расщепили атом, ведь само слово «атом» означает «неделимый», а разделить неделимое – немалое достижение. Мы только приступили к использованию последствий этого открытия. Мы творим чудеса в овладении контролем над внешней природой. Но этот контроль не приведет ни к чему, если не будет контроля над внутренней человеческой природой, который