Кирилл и Мефодий - СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB

Да, надо было вмешаться...

4

Мефодий встал рано, лучи солнца еще не коснулись моря. Со стены большой внутренней крепости город казался ленивым и сонным. Но это было иллюзией. Уже давно открылись лавки, продавцы мяса развесили на крюках крупные розово-красные куски, только что пойманные рыбины серебряно сверкали в больших деревянных мисках. Мефодий подождал, пока откроют тяжелые ворота внутренней крепости, и пошел в гавань. Вчера вечером они поздно причалили, Солунь окутывали сумерки, и он не смог насладиться встречей с родным городом.

Спускаясь вниз по улочке, он открывал для себя немало нового. Город разросся. Базар был на другом месте — в действительности оказалось, что его всего лишь расширили. Прилавки гнулись от всякой всячины, начиная с толстых конопляных веревок и льна и кончая бронзовыми украшениями для конской сбруи. Поодаль находились гончарные мастерские. От многоцветного товара рябило в глазах, а внутри, среди груд готовой к употреблению глины, сидели мастера, ловкими ногами крутили гончарные круги и, как волшебники, вытачивали сосуды различной формы. Мефодий перешел на другую сторону. Продавцы усиленно завывали покупателей, и он замедлил шаг у куч апельсинов и мандаринов, заглянул в горшки с крупными, как сливы, маслинами. Потом он посмотрел на небо — солнце уже поднималось, совершая свой ежедневный круг. Открылись ворога в большой город, и Мефодий решил пойти к миссии. Группа учеников производила внушительное впечатление. Большинство из них были еще молоды, но сообразительны и любознательны. Савва не ошибся в выборе. Ученики быстро усвоили обе азбуки, созданные Философом. Теперь в их дорожных сумках лежали книги, написанные новыми буквами. Те, которые написаны буквами первой азбуки, братья думали оставить болгарскому князю. Его приглашение посетить Болгарию застало Константина и Мефодия накануне отъезда, так что не оставалось времени на уговоры Варды и Фотия, но братья решили пойти к болгарам. Они поделились своим намерением с Иоанном, и он выразил желание поехать в Брегалу и передать Борису это радостное известие. Братья согласились с ним: оставаться в Константинополе он не хотел, а взять его с собой в поездку было невозможно — царские люди вернули бы Иоанна с середины пути. Зато вряд ли кто догадается искать его в направлении Брегалы. Пока братья обойдут монастыри, пока пересекут Золотой Рог, он уже прибудет на место назначения. На этот раз горбун взял с собой охранный знак людей из высших кругов.

Иоанн отправился в дорогу всего за день до отъезда братьев, и Мефодий больше ничего не знал о нем. Удалось ли ему встретиться с князем болгар? Горбун вез письмо к отцу Сисою, игумену брегальницкой обители... Мефодий пересек двор, мощенный крупными плитами, и хотел пойти к ученикам, как вдруг, словно из-под земли, появился Савва. Он был обнажен до пояса, в бороде блестели прозрачные капельки воды, а от покрасневшего тела шел едва заметный пар. Савва хотел спрятаться за высоким самшитом, но Мефодий приветливо поманил его к себе. Савва подошел и, все еще смущаясь, поздоровался.

— Что это у тебя на груди? — спросил Мефодий, вглядываясь в какое-то изображение.

— Выжженный крест, учитель.

— С каких пор?

— Когда был рабом у халифов...

Мефодий поморщился и больше ничего не сказал. Савва натянул рясу на мокрое тело и последовал за ним. Когда шли по лестнице, Мефодий обернулся к нему:

— Я хочу доверить тебе одно дело!

— Слушаю, учитель.

— Все ученики уважают тебя и верят тебе. Можно ли что-нибудь сделать, чтобы мы задержались здесь на две недели? И чтоб до людей кесаря не дошла настоящая причина нашего отсутствия...

Савва почесал мокрую бороду, задумался, но вдруг хитрая улыбка озарила его лицо.

— Проще простого...

— А как?

— Еще вчера кормили нас какой-то омерзительной бурдой.., и...

— Ясно. На две недели!

У кельи Савва указал на дверь:

— Он здесь...

Мефодий постучал. Климент откликнулся и вскоре открыл дверь. Мефодий кивком попрощался с Саввой и вошел. В келье было сумрачно. Толстая восковая свеча излучала скудный свет, но и так были видны разложенные листы пергамента. По-видимому, Климент что-то переписывал. Мефодий подошел, взглянул — рукопись была написана буквами первой азбуки.

— Пожалуй, она тебе больше по вкусу? — И Мефодий вопросительно поднял брови.

— Проще она... Да и как раз для Болгарии.

— Так назовем ее болгарской...

— Рано еще. Савва именует ее Константиновой.

— Ты смотри! — Мефодий нагнулся и стал рассматривать список. — Похоже, твоя работа подходит к концу.

— Завтра подошью... Если и вправду состоится туда поездка, пошлю его учителю.

«Туда»... Мефодий задумался. Там, куда, возможно, они поедут, прошла большая часть его молодости, там он отринул тщеславие и спесь патрикия, там остались могилки его детей: Там, именно там улыбнулась ему в последний раз крошка Мария, держась ручонкой за два его пальца, и по этому живому мосту последний ее трепет перешел к нему, чтобы жечь потом нестерпимой болью. Воин, бывший стратиг, стойкий борец против несправедливости, ощутил предательскую слабость, и слезы вдруг подступили к глазам. Мефодий, повернувшись к Клименту спиной, сделал вид, что рассматривает в углу старый иконостас.

Одолев минутную слабость, он присел на тахту и, медленно произнося слова, стал делиться своими тревогами с Климентом. Сказать по правде, Мефодий именно за этим и пришел, но нахлынувшие горькие воспоминания расстроили его. Он боялся повторения и не хотел, чтоб другие видели его в таком состоянии. Ведь именно с Климентом отправились они тогда в монастырскую обитель, немало было пережито с тех пор, и поэтому лишь Климент был в состоянии вполне понять его. Мефодий колебался, стоит ли лично ему идти на встречу с болгарским князем: и Брегала, и земли вокруг нее так болезненно живы в памяти, что могут подорвать уверенность, необходимую для убежденного служения божественной истине. Да и как сам князь воспримет присутствие Мефодия? Может, почувствует себя неловко, оттого что занимает его земли и дом, может, попытается уязвить Мефодия, чтобы защитить свое право, завоеванное силой меча? Если князь не узнает, кто он, вот тогда еще можно... Годы изменили облик Мефодия: морщин прибавилось, волосы поредели, борода поседела. И все-таки — вдруг кто-нибудь другой узнает? И тогда душа властелина усомнится в истинности намерений гостей... Нет, будет лучше, если к князю поедут Константин и Климент, а в извинение отсутствия Мефодия придумают какую-нибудь причину.

Эта мысль упрямо диктовала решение вопроса, однако Мефодий все еще колебался: хотелось услышать мнение Климента. Но Климент тоже не спешил сказать свое слово: истинны были опасения бывшего стратега, и вместе с тем Климент знал о тайном желании Мефодия прикоснуться к земле, в которой лежат его дети, а потому страшился высказать свое суждение. Ведь Брегала обратит также и мысли Климента к тому кресту на горе, под которым почивает мечтатель и книжник, сотворивший книгу рода. Там, в пещере, прошло его собственное детство, среди запахов дубленых заячьих шкур и зимней сырости. И если он когда-то мечтал посеять чистое семя в душе славяно-болгарского народа, то хотел начать с Брегалы, с белых монастырей у подножия пещеры. О них и песню сложили. Говорилось, что до того, как Брегала перешла во владения болгарского князя Бориса, Пресиян решил продать их. Песню продолжали петь до сих пор, хотя монастыри при Борисе благоденствовали. Она была печальной. Клименту запомнились две строки:

Продаются, мама, монастыри белые,Ах, белые монастыри, мама, с черными монахами...

Эти монастыри вдруг ожили в его душе: они находились внизу, под самой пещерой, Климент часто подходил к самому краю утеса, нависающего над ущельем, и целыми днями наблюдал за иноками, которые двигались по двору, точно маленькие черные насекомые по белой ладони. И даже мулы с этой высоты казались сороконожками. Все это забавляло душу мальчика. Как они теперь? Наверное, живут там и поныне. Если отец Сисой посылает людей от имени князя, значит, все у них по-прежнему.

— Разговаривали ли вы с Константином? — спросил Климент.

— Я не видел его со вчерашнего дня,..

— Он лучше всех нас решит.

— Я тоже так думаю, но ты мне всех дороже, Климент. Ты носишь в себе улыбки и слезы моих детишек, поэтому я пришел к тебе, ты поймешь меня лучше всех.

— Я понимаю, учитель, я понимаю...

Оба умолкли. Потом Мефодий встал и, тяжело вздыхая, пошел к выходу. Климент проводил его до внешних ворот и, прислонившись к камню, долго смотрел на широкую, слегка сгорбленную спину и прихрамывающую походку Мефодия.

Повсюду мир подвергал их коварным испытаниям, которые приходилось преодолевать ценой собственных страдании и собственной боли.

5

Рано утром гонец принес тревожные вести. Сарацины снова собирались напасть на византийские земли. Это нападение должно многое решить. Если имперские войска разделаются с врагом, можно будет сосредоточить легионы на северной границе. Болгары заключили союз с Людовиком Немецким, значит, намерены сообща действовать против союзников империи — мораван, сербов и хорватов. Василевс сдержит свое слово и не оставит их в тяжелый момент. Но что может сделать Михаил? Слава богу, Варда еще присматривает за всем... Варда боялся коварства и потому стремился взять управление войсками в свои руки. Вероятно, фаворит Михаила, Василий, это заметил, так как император решил вдруг доверить ему командование маглавитами и охраной дворца. Варда понимал: такая мысль никогда не родилась бы в голове его племянника. Что же делать — воевать или примириться? Начнешь роптать — вызовешь подозрения у василевса, и они будут подогреваться непрестанным шушуканьем Василия. Лучше сделать вид, что ничего не заметил... Ведь раньше гвардией командовал Фотий, и после его восшествия на патриаршим престол пост остался свободным. Но Варда не торопился с предложением о замене, а Михаилу это и а голову не приходило. И вот тебе раз, он передает командование маглавитами Василию.