Канцлер. История жизни Ангелы Меркель - Кэти Мартон

Франкфурт, сентябрь 2017 года. Полиция сопровождает акцию протеста, устроенную АдГ.

16. «Что-то в нашей стране изменилось…»

Это произошло. А значит, может повториться.

Примо Леви, итальянский поэт и писатель, переживший Холокост

Ненависть — не преступление.

Александер Гауланд, один из председателей «Альтернативы для Германии»

Во время четвёртой предвыборной кампании Ангела Меркель будто обитала в какой-то параллельной вселенной, где ничего не изменилось со времён её первого срока.

24 сентября 2017 года немцы ясно дали понять Меркель: ей пора спуститься с небес на землю. Ни разу со времён Второй мировой войны за её партию не голосовало так мало соотечественников. Уровень поддержки Христианско-демократического союза упал с 41,5 % до 33 %, из-за чего партия потеряла 65 мест в бундестаге (всего в нём 598 мест). На этот раз выборы проходили в государстве, где политики — в том числе и канцлерин, под руководством которой страна жила уже двенадцать лет, — всем наскучили и никого не вдохновляли. Неудивительно, что проиграли все партии, кроме одной.

Меркель удалось сохранить должность канцлера, однако это нельзя было назвать победой. Ей снова приходилось сотрудничать с Христианско-социальным союзом и брать в младшие помощники Социал-демократическую партию. Другими словами, вновь формировать так называемую большую коалицию, которая уже значительно потеряла во внушительности. Меркель потребовалось шесть месяцев, чтобы сформировать правительство. Процесс затянулся в основном из-за СДПГ, которая получила худший результат на выборах за всю свою историю. СДПГ переживала непримиримый раскол между радикальным крылом, уставшим от того, что Меркель лезет решать проблемы, о которых раньше не заявляла, с более дружелюбно настроенными представителями прошлого поколения. Она разными способами пыталась сформировать коалиционное правительство и со Свободной демократической партией, и с «Зелёными», однако никто из них не желал действовать в тени канцлерин, как бы сильно её саму ни затмевали внушавшие значительно больше опасений истинные победители этих выборов — АдГ.

Потрясающий успех на выборах 2017 года стал крупнейшим в истории ультраправых партий со времён окончания Второй мировой войны. После откровенно ксенофобской кампании девяносто четыре члена АдГ пришли в консервативный бундестаг и заняли в нём более 15 % мест. С приходом АдГ в немецкой политике вежливых консенсусов начали проскальзывать жестокие нотки, один из основателей партии, семидесятишестилетний Александер Гауланд, даже торжественно пообещал «загнать» в угол Меркель. Мало кто воспринял эту мерзкую угрозу всерьёз, однако прежде никто в бундестаге даже не подумал бы сказать подобное. Больше всего канцлерин огорчало то, что нарочно распространяемыми АдГ ненависти и страху сильнее остальных поддались близкие ей земли. Почти 20 % избирателей на востоке Германии поддержали партию правых националистов, причём в целом по Германии этот показатель составил в среднем 12,6 %.

Поначалу Меркель отозвалась на итоги выборов соответственно своему нраву — не стала разводить панику. «Я не разочарована, но наш подход не изменится», — сказала она, чему никто не поверил и что ни капли не соотносилось с новой политической действительностью. «Страх ни к чему хорошему не приводит», — любит говорить Меркель. Однако отрицание действительности — тоже. Не желая менять подход к руководству, Меркель так и не прислушалась к людям, которые из-за обид — воображаемых и действительных — в итоге стали лёгкой добычей для популистской эксплуатации. После двенадцати лет на должности канцлера она подзабыла, чем живут немцы, и не могла — или не хотела — понять, почему же теперь они недовольны.

«Альтернатива для Германии» стала новым препятствием на пути женщины, которая построила карьеру на умении находить общий язык с собеседниками, а затем с минимальными усилиями лишать их опоры. АдГ — это партия, которая сосредоточена исключительно на ненависти к Ангеле Меркель и ко всему, за что она выступает: беженцам, расширению прав и возможностей женщин, однополым бракам, ЕС и НАТО. «Она воплощает в себе дух времени, которое давно прошло», — отмечал друг Ангелы Шимон Штайн, когда мы сидели с ним в его любимом берлинском кафе на следующее утро после выборов. Прежде он был израильским послом, однако решил провести пенсионные годы в Германии, а потому искренне переживал за будущее своей новой родины. «Мы считали Германию непохожей на другие страны — из-за её ужасной истории. Теперь, пытаясь стать „обычной“, она встала в один ряд с соседями, у которых популисты либо составляют оппозицию, либо непосредственно входят в правительство. Для Ангелы это проверка в первую очередь на скорость, — говорил Штайн, — а она тем временем не привыкла торопиться».

В 2013 году, когда АдГ впервые выступила против финансовой помощи Греции со стороны ЕС, Меркель не стала обращать на это внимания. Она даже не упоминала названия партии в надежде, что без людского внимания та сама собой «сдуется». Сотрудничество, пусть и косвенное, с ультраправой партией даже в минуту острой нужды — это черта, которую Ангела Меркель никак не могла переступить. Но АдГ была не из тех партий, которые исчезают, стоит закрыть глаза. И Меркель в итоге обратилась к привычному приёму — терпеливому общению. Однако не с самими ультраправыми, источавшими ненависть, а с гражданами, которым эти популисты вскружили голову. Вот только обращаться к избирателям АдГ было уже поздно.

В Восточной Германии нет череды городов-призраков или таких же бедных регионов, как американские Аппалачи. Но когда восточные немцы сравнивают себя с западными, то расстраиваются. И дело не только в восприятии. Через тридцать лет после объединения жизнь на востоке Германии стала значительно лучше, однако он все равно отстаёт от Запада по уровню доходов, занятости и жизнелюбия. Обитатели бывшей Восточной Германии, которых 16 миллионов человек (в то время как на землях бывшей Западной проживает 67 миллионов) зарабатывают только 86 % от того, что получают их западногерманские коллеги, к тому же на Востоке нет офисов крупных компаний[44]. В 2015 году, когда в Германию прибыло около миллиона беженцев, в основном с Ближнего Востока, недовольство Западом переросло в нечто значительно более зловещее. Именно тогда и возникла благодатная почва для заявлений АдГ о ненависти к чужакам и необходимости ограждаться от них.

То, что некоторые из наиболее процветающих земель на Востоке проголосовали именно за АдГ, доказывает, что последние преуспели не только благодаря «удачно» сложившимся обстоятельствам (как было во времена предвыборной кампании Билла Клинтона с его «Это экономика, дурачок»). Восток хотел, чтобы его вклад в развитие немецкого общества наконец оценили по достоинству. А то мало было того, что он пятьдесят лет страдал под гнётом Штази, так теперь