Канцлер. История жизни Ангелы Меркель - Кэти Мартон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Отныне не смей заявлять, что я жадничаю, Ангела!» — ухмыльнулся он. Ребячливая уловка завершилась глухим стуком упавших конфет: Меркель не стала ни улыбаться, ни хмуриться. Она притворилась, что ничего не заметила, — лучшее оружие против задиры. Второй госсекретарь в администрации президента Гарри Трумэна, Дин Ачесон, однажды сказал о Трампе так: «Он был свободен от порока, способного разрушить карьеру любого политика: между ним и его работой никогда не вставало самолюбие». Когда Меркель отказалась проглатывать наживку Трампа, то проявила то же самое качество. И это вывело Трампа из себя.
Иметь дело с женщиной, против которой обычные оскорбления и запугивания не работают, было неприятно. Меркель мастерски умеет уклоняться: притворяться непонимающей, уходить от ответа или отвечать вопросом на вопрос. Трамп не привык к таким неуловимым врагам, а потому превратил Меркель в собственную мишень для словесных оскорблений. Однако вопреки всему Трамп временами, пусть и неохотно, но всё-таки восхищался Меркель. Встретившись весной 2018 года с новым послом Германии в Соединённых Штатах Эмили Хабер, Дональд спросил у неё: «Вы так же умны, как ваша начальница?» Похожее произошло, когда Трамп покинул конференцию НАТО, которую только что сорвал. Присутствовавшим журналистам он сказал о Меркель так: «Ну разве она не великолепна?» — а затем выпалил: «Люблю эту женщину!» Естественно, вскоре он написал в Твиттере: «Преступность в Германии значительно возросла!» — хотя в действительности она была ниже некуда ещё с 1992 года. Меркель уже поняла: факты для президента США не помеха.
Подчинённые Меркель добивались некоторого успеха в сотрудничестве с американскими коллегами по вопросам, которые Трампа не интересовали. Например, по Балканам и Афганистану. В общем, там, где вечно всё непросто, с политикой и дипломатией теперь было проще всего. (Когда Трамп выступал перед группой прибалтийских лидеров, то случайно назвал их регион Балканами. Канцлерин тогда даже бровью не повела: настолько успела привыкнуть.) Однако дела, связанные с НАТО, Ираном, Россией, Китаем и изменением климата, которые больше всего Меркель и волновали, двигаться отказывались, если не хуже. Трамп, как и грозил, вышел из кропотливо проработанной ядерной сделки с Ираном, а ещё — из Парижского соглашения 2015 года об изменении климата. Он поразил Меркель в самое сердце: Иран угрожал безопасности Израиля, а Парижское соглашение напоминало о Киотском протоколе, для которого Меркель ещё в первые дни пребывания в должности министра окружающей среды заложила своего рода основу.
«Это некрасиво. Я разочарована, а разочаровать меня крайне трудно», — сказала немцам раздражённая Меркель. Заключив, что, возможно, некоторые различия между ней и Трампом никак не устранить, она сказала: «Я уверена, что компромисса можно достичь всегда. Он же уверен, что победитель бывает только один, а второй непременно должен быть проигравшим».
С этого момента канцлерин обеспечивала не более чем дежурное общение между Вашингтоном и Берлином: между министрами иностранных дел, министрами финансов, торговыми представителями и послами. «У них с Трампом нет никаких „отношений“, — сказал Кристоф Хойсген, который тогда был советником Меркель по национальной безопасности. — Они разговаривают. Он её слышит. Восторгается, а потом всё забывает и в следующий раз обсуждает и говорит всё то же самое. А воз и ныне там, — мрачно заявлял Хойсген. — Общаться с ним — всё равно что продираться через заросли». К 2018 году Министерству иностранных дел, по словам одного из главных помощников Меркель, приходилось общаться с какими-то «чудаками» из Белого дома. Меркель бросила попытки спасти трансатлантическое сотрудничество — теперь главной её целью стало процветание Европы. В её распоряжении были в основном символические инструменты: она ведь не была на деле канцлером Европы, насколько бы упорно СМИ ни присваивали ей это звание. Она вела за собой убеждениями и личным примером, а также выражала то, как обеспокоена дующими из Вашингтона дурными ветрами. Меркель не выбирала, в какое время ей становиться канцлером. Так уж вышло, что времена ей достались неспокойные. Однако даже ради них она не собиралась отказываться от своих основных убеждений. Прежде всего она хотела, чтобы Европа и Германия пережили президентство Трампа, не растеряв веры в свои идеалы, чтобы затем сражаться (не оружием, а словом) во имя процветания.
В середине президентского срока Трампа Меркель смотрела на мир совсем не так, как в 2005 году, когда только вступила в должность канцлера. Теперь ей предстояло иметь дело с настойчивой Россией, всё более экспансионистским Китаем и «нелиберальными демократами» на востоке ЕС. А тем временем в Турции Эрдоган разрушал надежды Меркель на возможность существования у порога Европы исламской республики с умеренными настроениями. С Ближнего Востока пришли вести о том, что наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед ибн Салман Аль Сауд, который казался прогрессивным молодым человеком, не кто иной, как хладнокровный убийца.
Кроме того, Меркель крайне сильно встревожила недавно изданная книга немецкого историка Херфрида Мюнклера объёмом почти в тысячу страниц — «The Thirty Years War: European Catastrophe, German Trauma, 1618–1648» («Тридцатилетняя война: европейская катастрофа, немецкая травма, 1618–1648 годы»). В работе, которую Меркель прочла на одном дыхании, восстанавливаются события жестокой войны семнадцатого века, которая в итоге охватила значительную часть Европы — от Испании до Швеции — и очень сильно сократила население континента. Меркель пригласила автора прямиком в ведомство. В течение двух часов они с историком обсуждали, как так вышло, что через семьдесят лет после того, как Аугсбургский мир 1555 года положил конец кровавым религиозным войнам в Европе, война разразилась вновь. После семидесяти лет мира осталось слишком мало свидетелей зверств былой войны. И Европа слепо ввязалась в очередной круг бессмысленной и жестокой борьбы.
Меркель всё отчётливее осознавала опасное сходство между событиями четырёхсотлетней давности и сегодняшними. «Ведь прошло около семидесяти лет с окончания Второй мировой войны, и скоро среди нас совсем не