Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом рассказе я изложил свою гипотезу о метеоритном происхождении лунных кратеров и выразил твердую уверенность в том, что на поверхности Луны постоянно происходят изменения.
Когда я возглавил в 1918 году Астрономическое отделение Естественнонаучного института имени П. Ф. Лесгафта, я включил в план его работы исследования по поиску возможных изменений на поверхности Луны и изучению физической природы этого небесного тела. Этим вопросом занимались и занимаются мои сотрудники А. В. Марков, В. В. Шаронов, Н. П. Кучеров и Н. Н. Сытинская. А. В. Марковым, в частности, производились систематические наблюдения дна лунного цирка Платона и закончена их обработка за период с 1913 по 1918 год с точки зрения реальности видимых на Луне изменений[33].
Мне довелось быть автором раздела «Вселенная» в книге «Итоги науки в теории и практике», вышедшей двумя изданиями, в 1911 и 1916 годах.
Я много думал и о возможности жизни на Марсе. Можно предположить, что желтый цвет Марса происходит от растительности. Это очень вероятно потому, что хлорофилл и у наших растений содержит в себе существенную желтую составную часть — ксантофилл, который и придает охваченным осенними морозами листьям их характерные красные и желтые цвета.
Для того чтобы сравнить спектр земных растений со спектрами поверхностей Марса и других планет и сделать на основании такого сравнения выводы, необходим был соответствующий материал. 4 апреля 1912 года я совершил полет на аэростате, во время которого получил первые спектрограммы земной поверхности, снятые через толстый слой атмосферы. При проведении этой работы я консультировался с К. А. Тимирязевым.
Конечно, эти спектрограммы не могли решить весьма сложный вопрос, который требовал для своего разрешения более глубоких и систематических исследований. Поэтому, как только появилась возможность, я создал при институте Лесгафта астрофизическое отделение и пригласил руководить им своего старого друга, специалиста по спектроскопическим исследованиям звезд, пулковского астронома Гавриила Адриановича Тихова.
В своих: исследованиях ГА. Тихое опирается на работы другого сотрудника моего института, В. Н. Любименко, заведующего ботаническим отделением, который исследовал, какими свойствами должны обладать животные и растительные организмы, приспосабливающиеся к жизни в различных условиях. Он изучал зависимость между количеством хлорофилла в растениях и географической средой, в которой они произрастают. Исследования морских водорослей привели Любименко к заключению, что водоросли, с их малым содержанием хлорофилла, можно было бы рассматривать как особый биологический тип растений, более совершенно использующих световую энергию, чем высшие растения. Несомненно, именно этот вывод Любименко привел впоследствии Г. А. Тихова к заключению, что растительность на Марсе, если она есть, по своим оптическим свойствам должна быть близка к земным низшим растениям типа мхов, лишайников и водорослей[34].
Я понимал, что для освоения космического пространства требуется изучение физиологического состояния организма в полете, изучение изменений функций организмов в экстремальных условиях существования и тому подобных вопросов. В свое время я предложил даже специальный костюм для высотных полетов.
Увлекаясь астрономией, я был одним из инициаторов создания и председателем Русского общества любителей миро — ведения[35].
Если о космосе пока можно только мечтать, то свое желание летать мне удалось реализовать уже в 1910 году, когда по рекомендации друзей, членов Русского астрономического общества, инженеров С. В. Муратова и В. А. Казицына, мне удалось с большим трудом поступить во Всероссийский аэроклуб. Причина этих трудностей была в моем «террористическом» прошлом. Зато потом моя синяя бляшка действительного члена аэроклуба, как магическим ключом, мгновенно отворяла мне все двери.
Простые прогулки по воздуху, без всякой иной цели, кроме самого летания, со временем перестали удовлетворять меня. Хотелось далеких путешествий, хотелось уже не самого ощущения полета, а каких-либо научных исследований, для которых он — только средство.
В том же году я совершил свой первый полет на воздушном шаре, выполняя обязанности штурмана. Я вел записи в лоцманской книжке, как тогда называли бортовой журнал: отмечал высоту, скорость и курс полета, фиксировал условия полета, производил наблюдения над облачностью. Во время полета обращалось внимание на слои облаков, их высоту и вид, характер снежинок, изменение ветра с высотой, шум города, освобождение аэростата от балласта…
Я был активным пропагандистом и нередко инициатором использования летательных аппаратов в научных целях. Например:
— исследование физиологического состояния организма в полете;
— спектроскопическое исследование Земли как планеты;
— астрономические исследования;
