Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга - Архимандрит Августин (Никитин)

Приход Казанского собора являлся одним из самых богатых в Петербурге. Но к описываемому периоду многих его прихожан не было в живых, часть уехала за рубеж. А другие, рискуя навлечь на себя серьезные неприятности, все же приходили на поклон к такой исторической святыне, как образ Божией Матери Казанской, связанной с именами Ивана Грозного, князя Пожарского, Петра I, фельдмаршала Кутузова.

Из документов. «В президиум райсовета Смольнинского района. От инспектора культа тов. Михайловой. Докладная записка. Стол регистрации обществ Смольнинского района просит поставить вопрос о закрытии Казанского собора на основании имеющихся наказов (Гараж ЛСПО № 2, Рабкоопвод и т. д.). Указанная церковь… находится на учете Главнауки по высшей категории. Посещаемость верующими храма в обыкновенные дни 20–40 человек, в воскресные от 200–100 человек… 6.Х.1931 г.»[904].

Созидание духовной культуры определяется законом, возвещенным Самим Господом: «Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет» (Лк. 12, 34). Сокровище – это духовные ценности, то есть то, что мы признаем объективным смыслом и оправданием нашей жизни. Этот принцип вошел в противоречие со сталинским вариантом социализма – лжеучения, ищущего Царства Божия в общей сытости (а на деле – в обнищании), пролагавшего свой путь к государству будущего через трупы, поощрявшего низменные человеческие инстинкты и обесценивавшего духовную жизнь. В стране шел процесс дехристианизации русской культуры, что предвидел о. Павел Флоренский, сам ставший жертвой антигуманного режима. «Все области жизни: искусство, философия, наука, политика, экономика и т. д., – не могут быть признаваемы самодовлеющими сущностями и суть только образы, которые действительно складываются по миру сему, но лишь тогда и лишь постольку, когда и поскольку культура вообще не устрояется по образу Христову, – писал он. – Если в области культуры мы не со Христом, то мы неминуемо против Христа, ибо в жизни нет и не может быть нейтралитета в отношении Бога»[905].

26 декабря 1931 г. на заседании Президиума Ленсовета слушался вопрос о закрытии Казанского собора. «Исходя из заключения технической комиссии и учитывая, что собор имеет исключительную архитектурно-историческую ценность и для сохранения таковой требуется значительная сумма средств, которой (церковная) двадцатка не имеет… Академия наук предполагает использовать здание под музей по истории религии»[906].

На запрос Ленсовета последовало следующее постановление ВЦИКа: «9 января 1932 г. В Президиум Ленинградского Облисполкома. Ваше постановление о закрытий указанного собора и передаче здания Академии наук Союза ССР для использования под музей по истории религии вступает в законную силу с тем, чтобы, согласно просьбе религиозного общества, так называемая „икона Казанской Божьей Матери“ была передана в другое молитвенное здание по договоренности с религиозным обществом. Член Президиума ВЦИК П. Смидович»[907].

Итак, нескольким поколениям русских верующих было суждено пройти сквозь горнило новой, неизбежной, безрелигиозной идеологии и «культуры».

Из документов. «5 февраля 1932 г. Инспектор культа Смольнинского района Михайлова Е.Г., инспектор райжилотдела Смольнинского райсовета Кудрявцев И.Н. с одной стороны, и представитель Академии наук СССР зам. управделами т. Морозов Д.П. с другой стороны, составили настоящий акт в том, что первые сдали, а второй принял… здание бывш. Казанского собора»[908]. (Казанскую икону Божией Матери передали в собор равноапостольного князя Владимира, что на Петроградской стороне, близ Тучкова моста).

Таким образом, «отцы города» могли торжествовать: еще один очаг духовности русского Православия превратился в центр «агитпропа». (По иронии судьбы еще через три года – 15.1.1935 г. – Г.Е. Зиновьев предан суду бывшими «подельниками» и заклеймен как «непревзойденный еще в истории образец изменника, двурушника и контрреволюционного перерожденца»[909]).

Бывший семинарист, организовавший этот процесс, по-видимому, помнил слова из Евангелия, но не предполагал, что они могут быть применимы к нему и к его провинившимся сатрапам: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония» (Мф. 23, 27–28). В «окрашенный гроб» превратили и бывший Казанский собор. В феврале 1932 г. Казанский собор закрыли для богослужений, его интерьер переоборудовали под Музей истории религии и атеизма. Эта надпись памятна многим жителям города: ее поместили перед входом в собор, высоко на фронтоне, там, где изображено всевидящее око Божие. Крест с купола сняли и заменили шпилем.

В музей поступала церковная утварь из закрывавшихся православных храмов, а также костелов, кирок, мечетей, синагог. Первым директором и «душой» музея стал В.Г. Богораз-Тан, этнограф, профессор Ленинградского университета. Путеводитель по Ленинграду 1933 г. сообщал: «Экспонаты музея состоят из античной скульптуры, картин и гравюр русских и иностранных художников и из разнообразнейших культовых предметов народов всего мира».

…В 1913 г. Россия отмечала 100-летие со дня кончины М.И. Кутузова. В связи с этой памятной датой Московское военно-историческое общество вынесло решение: перенести из Бунслау в Первопрестольную сердце полководца для «захоронения оного в храме Христа Спасителя». Но в 1932 г., перед тем как взорвать храм, наиболее ценные «экспонаты» передали в бывший Казанский собор в Ленинграде. 4 сентября 1933 г., по прямому указанию С.М. Кирова, комиссия из сотрудников Музея истории религии и атеизма, проверила состояние гробницы Кутузова. Составили акт, фотограф сделал пять снимков, в том числе и серебряной банки с набальзамированным сердцем полководца[910].

В номере от 10 июня 1977 г. «Ленинградская правда» опубликовала воспоминания бывшего чекиста Б.Н. Сократилина, чья подпись стояла на том акте рядом с подписями директора музея профессора В.Г. Богораза-Тана, ученого секретаря В.Л. Баканова и заведующего фондами К.Ф. Воронцова.

«…Мы спустились в подвал, пробили отверстие и прошли внутрь склепа. На небольшом возвышении стоял гроб. Мы сдвинули крышку. Перед нами лежало тело Кутузова, облаченное в зеленый мундир с золотыми эполетами. У головы Кутузова я увидел сосуд из серебристого металла. С трудом отвинтили крышку. В сосуде, заполненном прозрачной жидкостью, лежало сердце… Мы снова завинтили сосуд и положили его на прежнее место»[911].

Казанский собор перешел в ведение агитпропа от обновленцев. А 1938 г. ознаменовался снятием с себя сана обновленческим митрополитом Николаем Платоновым, который с этого времени стал штатным сотрудником Музея истории религии и атеизма…[912]

О последних днях Николая Платонова повествует писатель Валерий Лялин в своем рассказе «Владыка», посвященном блокадному периоду служения митрополита Алексия (Симанского; будущий патриарх Алексий I, 1944–1970). В первую блокадную зиму 1941/42 г. митрополиту Алексию довелось встретить бывшего обновленческого митрополита на паперти Николо-Богоявленского кафедрального собора.

«Сторож пошел закрывать на ночь церковные двери. Вскоре он вернулся.

– Там какой-то человек лежит на ступеньках.

– Живой?

– Нет, кажись, померший.

Они вышли на крыльцо. Покойник на коленях склонился на ступеньки, положив голову на паперть. Окоченевшая рука сжимала облезлую меховую шапку. Сторож перевернул покойника и полез во внутренний карман пальто, достав оттуда потрепанный паспорт.

– Посвети-ка мне спичкой. – Пока горела спичка, владыка прочел: „Платонов Николай Федорович“. – Рука владыки задрожала, болезненно сжалось сердце. – „Так вот где мы встретились, – подумал он. – Посвети еще на лицо, Василий. Да, это он“, – сказал владыка, посмотрев на худое мертвое лицо.

– Что, знакомый, что ли, Вам?

– Знакомый, знакомый. Да и ты, Василий, должен его знать по Андреевскому собору. Ведь это бывший обновленческий митрополит Платонов.

Сторож нагнулся.

– Ай, батюшки, да и вправду он! И валенки худые. Видно, пришел с покаянием, да и помер на паперти.

Действительно, это был митрополит. В начале двадцатых годов он блистал своими проповедями, привлекая множество народа. Это был противник владыки, проклинавший его с амвона. Но пришло время, и коммунисты добрались и до обновленческого духовенства, стали сажать их в тюрьмы и расстреливать. Тогда митрополит Платонов, ничтоже сумняшеся, снял с себя сан, отрекся от Бога и объявил себя атеистом. Устроился лектором в общество безбожников. Но пришла всенародная беда: война, голод, блокада. Быть может, от этих бедствий пробудилась у него совесть, и он пришел в церковь, чтобы принести покаяние. Но, видно, не выдержало старое сердце, и бывший митрополит умер на паперти храма в нескольких шагах от входа. Владыка сотворил над умершим краткую литию и повелел сторожу положить покойника в сарае, где скапливались умершие около церкви[913]».