Спешащие во тьму. Урд и другие безлюдья - Адам Нэвилл

дневной свет угасает, сменяясь зловещей чернотой, похожей на бездонную пропасть, перед нами возникает третья яма. Подобно своим аналогам, это отверстие проделано в твердом полу. Здесь тоже лежат кости. Колючая беспорядочная смесь. Бледная чаща, украшенная шипами и филигранью. Наверное, это тоже церемониальные захоронения. И они представляют собой еще большую тайну, поскольку эти кости отличаются по размеру и внешнему виду от тех, что разбросаны по полу. Они когда-то принадлежали птицам. Среди обломков виднеются маленькие грудные клетки, с тонкими, как булавки, ребрами, и черепа, настолько хрупкие, что напоминают скорлупу яиц, из которых когда-то родились эти существа. Некоторые из побуревших от времени останков, должно быть, принадлежали более крупным птицам, возможно, кому-то из семейства врановых.

Возвращаемся обратно, к маленькому прямоугольному проходу, через который мы вошли. Свет тускнеет, поскольку солнце постепенно движется по небу и плывущие облака перекрывают его лучи. Без электрического освещения более тщательный осмотр этого любопытного места будет невозможен.

Пока ползем назад по тесному помещению, получается разглядеть внутреннюю поверхность выложенных из голубого камня стен, которые примыкают к входу. На них изображены символы или рисунки. Отметины, не стертые естественными подземными процессами. Здесь какая-то спираль. Не идеальная, но хорошо считываемая. Над ней высечена в камне фигура в форме замочной скважины. Круги: три, нет, четыре круга, напоминающие маленькие мишени, центральный покрыт более глубокими щербинами, чем два внешних. Значения этих символов не очевидны, возможно, полностью утрачены. Но их, скорее всего, оставили те, кто принес все эти сожженные кости и мертвых птиц сюда, в это священное место под травяным холмом.

Вашего лица касается дуновение более прохладного, свежего воздуха. Воздуха, несущего в себе запах травы с примесью дыма и густую пыльцу. Манящего воздуха, обещающего долгожданный выход из подземелья и возвращение к дневному свету.

Протискиваемся под перемычкой и массивными дверными стойками. На мгновение слепнем от яркого солнечного света, неуклюже выбираясь из холодной тьмы далекого прошлого – переступая порог между миром мертвых и живых. Мы снова снаружи. Возвращаемся на открытое пространство. Огромный небосвод наполнен возбужденным птичьим гвалтом. Дружественными криками. Незнакомым языком небес, возвещающим о загадочном птичьем празднике.

Большой тис, растущий у подножия травянистого кургана, обвивает его своими ветвями, словно паук, защищающий прозрачный мешок с драгоценными, только что отложенными яйцами. С шишковатой, похожей на слоновью кожу корой, прогнувшееся под весом огромной кроны, дерево расставило свои сучья, как ноги, по всему периметру этой искусственной насыпи. Дополнительный слой защиты обеспечивает листва – тенистый навес, способный сохранить вокруг костей внутри могильную тьму и густую тишину.

Если смотреть на юг, то немногое, что осталось от старого английского леса, испуганно сторонится огромной красной раны в земле. Траншеи, простирающейся от кургана с тисом до отдаленного белого дома, окруженного клумбами ярких цветов и лужайкой, такой же зеленой и плоской, как сукно бильярдного стола.

Посреди вырванных с корнем пней и торчащих корней выкопан большой прямоугольник. Котлован, вырытый маленьким красным экскаватором, который в настоящее время простаивает без присмотра.

Из кратера выглядывают края недавно уложенного гравийного слоя, поверх которого залит бетон. За счет стальной арматурной сетки поверхность получившейся аккуратной плиты напоминает вафельную. Штабели серых строительных блоков, синее покрытие и белая плитка, завернутая в полиэтилен, ждут своего участия в строительстве большого бассейна.

Котлован под фундамент вырыт на территории старого леса. Самый дальний край канавы касается покатого склона травянистого кургана. Как только деревья срубили, а подлесок расчистили, перед рабочими возник холм с древним тисом. Испуганный и раздетый из-за нарушенного периметра леса, скрывавшего и защищавшего то, что когда-то было небольшой поляной.

Работы по строительству роскошного бассейна приостановлены. В это прекрасное утро в яме никто не работает. Если бы над огромной дырой в земле трудились люди, какофония птичьих криков, несущихся из отступившей, потрепанной лесной границы могла бы конкурировать со скрежетом и визгом их электроинструментов и дизельным урчанием спецтехники.

Это утро не подходит для тяжелого физического труда. Солнечные проблески падают так, что золотистым облаком покрывают сад, сверкающий загородный дом, обложенный по краю аккуратной террасной плиткой, и оранжерею. Туманная завеса окутывает каждое цветущее дерево и проделывает между окаймляющими кустами волшебные пещеры. Падающий сюда странный свет заливает мульчированные клумбы, вызывая буйство пастельных тонов. Сад, будто вышедший из-под кисти импрессиониста благодаря мерцающему воздуху, в котором лучи улавливают и на мгновение освещают воздушные бои насекомых и ярких порхающих бумажных змеев. Зачарованный сад. Завороженный будто не солнечным светом, а божественным. Когда мы выходим из мрака кургана к большой мокрой ране в земле – красной траншее с бетонным фундаментом, – нам предоставляется проход в эфир, в возрожденный мир.

Будто ответственный за это волшебное явление скорее небесного, чем тропического мира природы, на лужайке позади красивого дома возвышается любопытный памятник. В центре широкого газона, лежащего прямо к югу от кургана, спрятавшегося под огромным тисом, вырисовывается странная обугленная башня, похожая на скелет. Недавно построенная. Затем подожженная.

Высокая покосившаяся инсталляция, воздвигнутая на императорских матрасах. Странная кровать, из которой торчат частоколом ножки стульев и столов. Они напоминают костлявые конечности крупного рогатого скота, сожженного в процессе выбраковки из-за ящура. Среди этих вертикальных истонченных огнем палок можно различить остатки обугленных рамок для картин, покрывшийся пузырями телевизор, диван, от которого остались лишь темные ошметки, свисающие с тонких костей когда-то тугих пружин. При возведении этой башни использовались и другие предметы. Обожженные до неузнаваемости и беспорядочно втиснутые в сооружение, как булыжники в стену, переплетенные, связанные веревками и прибитые гвоздями. Дополнительным строительным раствором и растопкой послужили лампы, подушки, шелковые одеяла, бархатные шторы и электроприборы.

Костер, похоже, был очень сильным. Его языки выстреливали в небо, изрыгая черный, едкий дым, когда домашняя утварь лопалась, шипела и трещала. Ночью пламя потушил дождь, капли которого до сих пор украшают лепестки и листья, окружающие разрушенную башню. Костер остыл, почернел. Больше не дымится. Некогда красивые домашние сокровища превратились в уродливую окаменелость. Смысл столь целенаправленного сжигания мебели, украшений и техники не очевиден. Но эти закопченные обломки ложатся пятном на красоту сада, возвещают о насилии и напоминают о бренности материальных вещей и мирских проблем. Также в этом костре есть что-то племенное или языческое, как если бы его сооружение и последующее поджигание символизировали перемещение из одного места в другое или обеспечивали переход из одного состояния в другое. Кажется, что обряд проведен, переход начат, путешествие предпринято. Но куда именно?

Возможно, подсказка появится внутри круга из чаш, расставленных по краям кострища. Простые керамические вазы для фруктов, прозрачные миски для смешивания, узорчатые формы для запекания и большие стальные