Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя - Наталья Юрьевна Русова

выражения ни к чему не служат» (А. С. Пушкин).

Перелистываю новинки недавнего 2020 года – те, которые при беглом визуальном знакомстве потянуло купить: «Дни Савелия» Г. Служителя и «Текст» Д. Глуховского. Повествование с точки зрения кота, представленное в первой книжке, в литературе далеко не новость, да и до Гофмана дебютанту далеко, но выстроен текст неплохо. Диалог же с телефоном убитого, на мой взгляд, блестящая находка Глуховского, и полностью в духе времени. Сразу последовавшая экранизация до книги явно не дотягивает. Чуть бы поглубже, однако, копнуть автору характер главного героя: недаром харизматичному мачо Александру Петрову почти нечего играть. Перечитала также в связи с только что прошедшим по телеэкранам скандальным сериалом пресловутую «Зулейху» (Г. Яхина. Зулейха открывает глаза)… Прямо скажем: популярность всех этих вещей во многом обусловлена бедностью литературного пейзажа. На безрыбье, как известно, и рак может показаться севрюгой, а то и осетром (это сравнение, пожалуй, в наибольшей степени подходит моему земляку З. Прилепину).

Кого же из нынешних прозаиков я «присвоила душевно»? Кого тянет снова и снова искать на забитых до отказа книжных полках? Улицкую.

Не скажу, что я в полном восторге от ее первых рассказов, романов «Казус Кукоцкого» и даже «Лестница Якова». Но вот «Даниэль Штайн, переводчик» и «Зеленый шатер»… Мало кому удалось так убедительно и захватывающе интересно показать динамику рождения и развития религиозного чувства, а также способ его реализации на протяжении жизни. История же советского диссидентства волнует меня по сию пору, и предпринятое в «Зеленом шатре» его всестороннее исследование представляется не просто удачной и честной, но и очень глубокой попыткой. Связь инакомыслия с домом, школой, личностью учителей, книгами, жизненными вызовами и голосом совести – все есть в этой книжке. Все, кроме идеализации и призывов поклониться и преклониться. Аплодирую Вам, Людмила Евгеньевна! К тому же я, как любой достигший семидесятилетнего рубежа человек, все чаще задумываюсь о том самом пороге, за который неизбежно придется ступить. Вы одна из тех, кто меня утешает. И хочется Вам поверить, хотя бы как биологу…

Подлинным открытием и потрясением стала опубликованная в 2008 году (а написанная еще в 1962-м!) повесть И. Грековой «Свежо предание». Мне давно нравилось все, что она пишет: и «Вдовий пароход», и «Дамский мастер», и «Кафедра» (о которой я уже писала). Елена Сергеевна Вентцель (по национальности русская, как она язвительно уточняет для читателей своей повести о советском антисемитизме), математик по профессии и писатель по призванию, с замечательно выбранным псевдонимом (от «игрека»), обладает редким ныне даром затягивающего и аппетитного повествования: она берет читателя в такой прочный плен, из которого не хочется вырываться. История Константина Левина (не случайного тезки того самого Левина из «Анны Карениной»), советского еврея, сошедшего с ума во время последней при жизни Сталина яростной вспышки антисемитизма, не только будит горечь, стыд и сочувствие, но и заставляет задуматься, и задуматься над слишком многими вещами. Одна из них – та, о которой мне еще в юности говорила любимая подруга: «Ты понимаешь, ведь мы по культуре, по жизни, по психологии русские, но русскими нам никогда не позволят быть…»

Из зарубежных авторов, начиная еще с 1990-х, мои пристрастия были безраздельно отданы Фолкнеру, чьи тома я смакую до сих пор. Восхищает доведенное до совершенства умение обнажить внутренний мир героя не через его прямое высказывание и даже не через последовательное описание его поведения, но с помощью плотной и густой сети деталей внешнего мира, тщательно отобранных и ритмично повторяющихся. И, конечно, мощь и нестандартность характеров, на становление и развитие которых оказало решающее воздействие проклятие американского Юга – рабство. Давно я не сталкивалась с такой глубиной и всесторонностью художественного анализа трагедии, обрушившейся на целый народ, трагедии, в которой палачи и жертвы бесконечно рождаются, живут и умирают рядом, в тесном единстве. Если бы у нас появился писатель такого масштаба, захваченный темой сталинщины и ее многолетнего проклятия, висящего над страной…

Читателю этих записок может показаться, что все интересы автора в последние два десятилетия сосредоточились вокруг прозы. Это не так: поэзия была и осталась моей всегдашней любовью. Просто постоянное чтение Бродского отбивало желание знакомиться с вещами слишком уж второстепенными по сравнению с его блестящими образами, ритмами и мыслями. Однако несколько поэтических открытий все же состоялось. Кое-какие из них я включила в последнее, значительно переработанное издание своей книги по культурологическому комментарию русской поэзии, под названием «Анализируем текст: 100 стихотворений». Кстати, оно входит в серию моих итоговых учебно-методических пособий, опубликованных в последние годы издательством «ВЛАДОС»: «Сочиняем собственный текст: 20 советов начинающему автору», «Пишем грамотно: 100 важнейших правил», «Пишем сочинение: 6 правил и 90 раскрытых тем» (все три в 2018 году), «Анализируем текст: 50 прозаических эпизодов» (2019), «Анализируем текст: 100 стихотворений», «Анализируем текст: 1000 терминов», «Диалог поэзии и живописи: 170 картин для урока литературы» (все три в 2020 году).

Этот перечень – попытка не столько похвастаться, сколько подвести некоторые итоги: пора…

Так вот, о поэзии. Еще в 1990-е я с горьким восхищением перечитывала тексты песен Александра Башлачева, покончившего с собой в 28 лет (в 1988-м). Особенно нравилась «Палата № 6» – видимо, в силу богатых литературных ассоциаций, хотя у Саш-Баша имеется множество более роскошных текстов («Посошок», «Время колокольчиков» и т. п.):

Хотел в Алма-Ату – приехал в Воркуту.Строгал себе лапту, а записали в хор.Хотелось «Беломор» – в продаже только «Ту».Хотелось телескоп – а выдали топор…

Александр не дождался августа 1991-го, предпочел уйти к своей последней заставе с «часовым всех времен»:

…Часовой всех времен улыбнется: – Смотри!И подымет мне веки горячим штыком.(«Посошок». 1985)

Смену эпох, произошедшую в России в 1991-м, далеко не все люди искусства приняли с оптимизмом и радостными надеждами, к тому же надежды эти слишком у многих потерпели трагическое крушение. Сказать, что я этого не замечала, было бы несправедливо; просто мой позитивный душевный баланс сохранялся несколько дольше, а пожалуй, он остался таковым и по сию пору. Однако не видеть волны самоубийств молодых поэтов, прокатившейся по России в конце XX – начале XXI века, было невозможно. В 2014 году в Москве состоялись уже Третьи (!) литературные чтения, посвященные их памяти: Борис Рыжий (2001), Ника Турбина (2002), Денис Новиков (2004), Кирилл Савицкий (2011), Евгения Кузнецова (2011)… Докладчики рассказали о 30 молодых стихотворцах, добровольно ушедших из жизни с 1991 до 2014 года. Поэтическая Россия дорого заплатила за смену экзистенциальных ценностей общества.

Темные слухи ходили также о кончине Татьяны Бек (1949–2005): в 2005 году ей не исполнилось и 56. Говорили, что она не выдержала предательских действий тех своих сотоварищей по писательскому цеху, к которым с такой теплотой обратилась за три