Ведьмак: Сезон гроз. Дорога без возврата - Анджей Сапковский

а в ее взгляде не стоило искать симпатии. Ничего удивительного. Она хорошо видела рукоять меча за плечом ведьмака. Медальон на шее. Серебряные шипы на перчатках, которых ведьмак вовсе не прятал. Даже, можно сказать, демонстрировал.

– Хозяин, – повторил он. – Отто Дуссарт, то бишь. Дело у меня к нему.

– Какое?

– Личное. Застал я его?

Она молча всматривалась, слегка наклонив голову. Красоту ее Геральт оценил как тип деревенский, то есть лет ей могло быть от двадцати пяти и до сорока пяти. Точнее сказать, как и о большинстве крестьянок, было невозможно.

– Так дома он?

– Нет его.

– Ну тогда обожду, – он забросил поводья кобылы на жердь, – пока вернется.

– Это может долго быть.

– Ну уж как-нибудь выдержу. Хотя, правду сказать, лучше бы в избе ждать, чем под забором.

Женщина еще минуту мерила его взглядом. Его и его медальон.

– Гость в дом, – сказала наконец. – Приглашаю.

– Приглашение принимаю, – ответил он обычной формулой. – Законов гостеприимства не нарушу.

– Не нарушишь, – повторила она медленно. – Но меч носишь.

– Такая профессия.

– Мечи калечат. И убивают.

– Как и жизнь. Ну и как там с приглашением?

– Просим в дом.

Вход вел, как обычно в таких жилищах, через сени, темные и захламленные. Сама комната оказалась довольно просторной, светлой и чистой, стены лишь вблизи кухни и трубы носили следы копоти, а в иных местах радовали глаз белизной и цветными вышивками; повсюду висели также разные домашние инструменты, пучки трав, связки чеснока, венки перцев. Тканая занавесь отгораживала комнату от кладовки. Пахло кухней. То есть капустой.

– Просим садиться.

Хозяйка все еще стояла, мяла фартук. Детишки уселись у печки, на невысокой скамеечке.

Медальон на шее Геральта дрожал. Сильно и непрерывно. Трепетал под рубашкой словно пойманная птица.

– Этот меч, – сказала женщина, подходя к кухне, – лучше было бы в сенях оставить. Некультурно это, с оружием за стол садиться. Одни разбойники так поступают. Разве ты разбойник?

– Ты хорошо знаешь, кто я, – отрезал он. – А меч останется там, где он есть. Для напоминания.

– О чем?

– О том, что безрассудные действия влекут тяжелые последствия.

– Тут нигде оружия никакого нету, так что…

– Ладно, ладно, – прервал он довольно резко. – Не надо притворяться, госпожа хозяйка. Крестьянский дом и двор – это целый арсенал, не один уже пал от мотыги, а о цепах и вилах и вспоминать не буду. Слышал, что одного убили валиком от маслобойки. Чем угодно можно причинить вред, если есть желание. Или необходимость. И раз уж мы об этом заговорили, то оставь в покое этот горшок с кипятком. И отойди от кухни.

– Да я и не собиралась ничего делать, – быстро отозвалась женщина, причем явно лгала. – Да там и не кипяток, это борщ. Угостить хотела…

– Спасибо. Но я не голоден. Так что горшка не трогай и отойди от печи. Сядь там, рядом с детьми. И давай чинно обождем хозяина.

Они сидели в тишине, прерываемой лишь жужжанием мух. Медальон дрожал.

– В печи котелок с капустой доходит, – прервала тяжелое молчание женщина. – Вынуть надо, перемешать, не то подгорит.

– Она, – Геральт указал на самую маленькую из девочек, – пускай это сделает.

Девочка встала медленно, зыркая на него из-под русой челки. Взяла ухват на длинной рукояти, наклонилась к печной заслонке. И вдруг прыгнула на Геральта как кошка. Хотела ухватом прижать его шею к стене, но он уклонился, дернул за рукоять, отбросил ее на глиняный пол. Она начала оборачиваться еще в падении.

Женщина и две остальные девочки уже успели обернуться. На ведьмака в прыжке летели три волка, серая волчица и два волчонка, с оскаленными клыками и налитыми кровью глазами. В прыжке – по-волчьи – разделились, атакуя со всех сторон. Он отпрыгнул, на волчицу толкнул скамейку, ударами кулаков в перчатках с серебряными шипами отбил волчат. Они жалобно заскулили, припали к земле, щеря клыки. Волчица бешено завыла, прыгнула опять.

– Нет! Эдвина, нет!

Она рухнула на него, придавив к стене. Но уже в человеческом облике. Девочки тоже обернулись назад, мгновенно отбежали, присели у печки. Женщина осталась у его колен, глядя пристыженно. Геральт не знал, стыдится ли она нападения – или того, что оно не удалось.

– Эдвина! Как же так? – загремел, уперев руки в бока, бородатый мужчина подходящего роста. – Что же ты?

– Это ведьмак! – огрызнулась женщина, все еще на корточках. – Разбойник с мечом! За тобой пришел! Убийца! Кровью воняет!

– Молчи, женщина. Я его знаю. Простите, господин Геральт. С вами все в порядке? Простите. Она не знала… Думала, что раз ведьмак…

Он прервался, беспокойно оглянулся. Женщина с детьми собрались у печи. Геральт готов был поклясться, что слышит тихое ворчание.

– Все в порядке, – сказал он. – Я не в обиде. Но ты появился очень кстати. Чуть не запоздал.

– Я знаю, – бородач заметно вздрогнул. – Знаю, господин Геральт. Садитесь, садитесь за стол… Эдвина! Пива подай!

– Нет. Выйдем, Дуссарт. На пару слов.

Посреди двора сидел рыжеватый кот; при виде ведьмака он в мгновение ока удрал и скрылся в крапиве.

– Не хочу тревожить твою жену или пугать детей, – сказал Геральт. – Вдобавок у меня такое дело, о котором лучше бы наедине. Речь, видишь ли, идет об одной услуге.

– Что только пожелаете, – выпрямился бородач, – только скажите. Любое ваше пожелание исполню, если только в моих силах. Долг у меня перед вами, большой долг. Благодаря вам живым хожу по земле. Ибо вы меня тогда пощадили. Вам обязан…

– Не мне. Себе. Тому, что даже в волчьем облике ты оставался человеком и никому никогда вреда не причинил.

– Не причинил, это правда. Но что мне это дало? Соседи подозрений набрались и ведьмака мне на шею призвали. Хоть и бедняки, грош к грошу складывали, чтобы хватило вас на меня нанять.

– Я думал над тем, – признал Геральт, – чтобы вернуть им деньги. Но это могло бы возбудить подозрения. Так что я поручился им ведьмачьим словом, что снял с тебя волколачье проклятие и вполне излечил от ликантропии, и что ты теперь нормальнейший на свете человек. А такой подвиг должен стоить денег. Если уж люди за что-то платят, то верят в то, что оплачено, оно становится настоящим и легальным. И чем дороже, тем больше.

– Дрожь меня пробирает, как тот день вспомню. – Дуссарт побледнел, несмотря на загар. – Чуть я тогда от страху не помер, как вас с серебряным клинком увидал. Думал, последний мой час настал. Мало разве баек ходит? О ведьмаках-убийцах, что кровью и мучениями упиваются? А вы же, оказалось, человек справедливый. И добрый.

– Ну, не преувеличивай. Но моего совета