Ведьмак: Сезон гроз. Дорога без возврата - Анджей Сапковский

– Что произошло?

– То же самое, псякрев, что в Тисах, Роговизне, Сосновке. Разве что нетипично, на самом краю чащи. И не на поляне, а на тракте. Напали на прохожих. Троих убили, двух детей похитили. Ну и повезло мне быть с отрядом поблизости, мы сразу кинулись в погоню, вскоре уже видели, за кем гонимся. Два здоровяка размерами с быка и один какой-то корявый горбун. И этот горбун из арбалета в меня и выстрелил.

Констебль стиснул зубы, коротким жестом указал на забинтованное бедро.

– Я своим приказал, чтоб меня оставили и гнались за теми. Не послушались, псякрев. И в результате те и ушли. А я? Что с того, что спасли? Если мне сейчас ногу оттяпают? Да лучше б мне было, курва, сдохнуть там, но успеть еще увидеть, как они ногами в петле дрыгают, перед тем как глаза б мои погасли. Не послушались приказа, собаки. Теперь сидят там, стыдятся.

Подчиненные констебля, действительно, все до единого с несчастными лицами, занимали скамейку у стены. Соседкой у них была никак не вписывающаяся в компанию сморщенная старушка с венком на голове, абсолютно не подходящим к ее седине.

– Можем начинать, – сказал человечек в черном камзоле. – Пациента на стол, привязать крепко ремнями. Посторонние пусть покинут комнату.

– Пусть останутся, – рявкнул Торкил. – Хочу знать, что они смотрят. Стыдно мне будет кричать.

– Минутку. – Геральт выпрямился. – Кто постановил, что ампутация необходима?

– Я так постановил, – черный человечек тоже выпрямился, но, чтобы взглянуть Геральту в лицо, ему все равно пришлось сильно задирать голову. – Я мессер Луппи, лейб-медик бейлифа из Горс Велена, специально прислан сюда. Исследование показало, что рана заражена. Ногу требуется ампутировать, другого спасения нет.

– Сколько берешь за операцию?

– Крон двадцать.

– Вот тебе тридцать. – Геральт добыл из мешка три десятикроновки. – Собирай инструменты и пакуйся, возвращайся к бейлифу. Если спросит, то пациенту полегчало.

– Но… Я должен протестовать…

– Собирайся и возвращайся. Какого из этих слов ты не понимаешь? А ты, бабка, двигай сюда. Разверни бинт.

– Он, – старушка указала на лейб-медика, – запретил мне к раненому прикасаться. Что я, дескать, знахарка и ведьма. Грозил, что донесет на меня.

– Забудь про него. Он, кстати, как раз уходит.

Бабка, в которой Геральт сразу узнал травницу, послушалась. Она разворачивала бинт осторожно, но, несмотря на это, Торкил мотал головой, шипел и постанывал.

– Геральт, – охнул он. – Что ты там еще придумал? Медикус сказал, что выхода нет… Лучше ногу потерять, чем жизнь.

– Чушь полная. Совсем не лучше. А сейчас заткнись.

Рана выглядела отвратительно. Но Геральт видывал и похуже.

Он вынул из дорожного мешка коробку с эликсирами. Мессер Луппи, уже собравшийся, присматривался, с сомнением качал головой.

– Ни к чему тут декокты, – заявил он. – Ни к чему лже-магия и знахарские фокусы. Шарлатанство это, и все. Как медик, я обязан протестовать…

Геральт обернулся, посмотрел. Медик вышел. Поспешно. На пороге споткнулся.

– Четверо ко мне. – Ведьмак откупорил флакончик. – Придержите его. Сожми зубы, Франс.

Вылитый на рану эликсир сильно вспенился. Констебль душераздирающе застонал. Геральт обождал чуть, вылил другой эликсир. Этот тоже вспенился, но впридачу еще зашипел и задымился. Торкил закричал, задергал головой, напрягся, закатил глаза и потерял сознание.

Старушка вынула из узелка баночку, набрала из нее пригоршню зеленой мази, толстым слоем уложила на кусок сложенного полотна, накрыла рану.

– Окопник, – догадался Геральт. – Компресс из окопника, арники и календулы. Хорошо, бабуля, очень хорошо. Еще пригодились бы зверобой и кора дуба…

– Гляньтя на него, – прервала бабка, не поднимая головы от ноги констебля. – Травам меня учить будет. Я, сынок, травами лечила, еще когда ты няньку молочной кашкой обрыгивал. А вы, дылды, подвиньтесь, а то свет мне застите. И воняете невозможно. Менять портянки надо, менять. Время от времени. Пошли прочь из избы, кому я говорю?

– Ногу надо еще будет обездвижить. Обложить длинными лубками…

– Не учи меня, сказала. И сам тоже во двор выметайся. Чего тут еще стоишь? Чего ждешь? Благодарностей за то, что великодушно свои магические ведьмачьи лекарства пожертвовал? Обещаний, что он пока жив будет, тебе этого не забудет?

– Хочу его кое о чем спросить.

– Поклянись, Геральт, – совершенно неожиданно вымолвил Франс Торкил, – что достанешь их. Что не простишь им…

– Дам ему кое-чего для сна и от лихорадки, бредит он. А ты, ведьмак, выйди. Обожди перед хатой.

Долго ему ждать не пришлось. Бабка вышла, поддернула юбку, поправила сбившийся венок. Уселась рядом на завалинку. Потерла ступню о ступню. Они у нее были удивительно маленькими.

– Спит, – объявила она. – И, пожалуй, выживет, если ничего дурного не случится, тьфу-тьфу. Кость срастется. Спас ты ему лапу ведьмачьими чарами. Хромать всегда будет, и на коня, сдается мне, никогда уже не сядет, но две ноги это тебе не одна, хе-хе.

Полезла за пазуху, под вышитую душегрейку, отчего еще сильнее запахла травами. Вытащила деревянную коробочку, открыла ее. Чуть поколебавшись, предложила Геральту.

– Нюхнешь?

– Нет, спасибо. Не употребляю фисштех.

– Ну а я… – травница втянула наркотик носом, сперва одной ноздрей, потом другой. – Я таки да, время от времени. Чертовски хорошо влияет. На ясность рассудка. На долголетие. И на красоту. Вот глянь только на меня.

Он глянул.

– За ведьмачье лекарство для Франса, – бабка протерла заслезившийся глаз, шмыгнула носом, – спасибо тебе, не забуду. Знаю, как ревниво вы эти свои декокты бережете. А ты ему их, не размышляя долго, уделил. Хотя из-за этого и тебе самому при нужде может их не хватить. Не боишься?

– Боюсь.

Она повернулась в профиль. И в самом деле, когда-то она действительно была красавицей. Но чертовски давно.

– А сейчас, – повернулась она опять, – говори. О чем ты Франса спросить хотел?

– Неважно. Он спит, а мне пора в дорогу.

– Говори.

– Гора Кремора.

– Сразу бы так. Что ты хочешь знать об этой горе?

* * *

Хата стояла довольно далеко от деревни, под самой стеной бора; лес начинался сразу за оградой сада, что был полон деревьев, тяжелых от яблок. Остальное было вполне в стиле сельской классики – амбар, сарай, курятник, несколько ульев, огородик, куча навоза. Из трубы тянулась струйка светлого дыма с приятным запахом.

Первыми его заметили крутящиеся у ограды цесарки, огласили окрестности адским пронзительным криком. Бегающие по двору дети – трое – устремились в сторону хаты. В дверях появилась женщина. Высокая, светловолосая, в фартуке на юбке грубой шерсти. Он подъехал ближе, спустился с коня.

– Доброго дня, – поздоровался он. – Хозяин дома?

Дети, все девчушки, вцепились в мамину юбку и фартук. Женщина смотрела на ведьмака,