Аритмия - Вениамин Ефимович Кисилевский

– Будет у нас ёлочка, не волнуйся, – обнадёжила мама, уже другим, привычным голосом. А потом улыбнулась, заговорщицки подмигнула: – И ещё кое-что у нас будет, не хуже. Мы с тобой, Вовка, сегодня в цирк идём.

Вовка цирк любил, и так обрадовался – не заметил даже, что мама на первый его вопрос не ответила. Зато догадался, почему мама хмурая такая была сначала и разговаривала неохотно. Конечно же, она тоже переживает, что папа ночью, даже ёлочки не купив, уехал, может не успеть к Новому году вернуться, потому что большой чемодан взял, а какой без папы Новый год! Но не бывает ведь так, чтобы всё только плохо было. Вот в цирк они пойдут, не так им сегодня без папы одиноко будет. А в цирке – Гоша там недавно был, рассказывал, – классная новая программа, и слоны там, и фокусник, и клоуны очень смешные. Вовка слонов раньше только на картинке видел или в телевизоре. Плохо, что папы нет, Вовка наверняка с ним пошёл бы. Потому что мама, Вовка это знает, не любит в цирк ходить. Там, говорит она, конским потом сильно пахнет, от этого тошнит её, жалко маму.

– Беги умывайся, раз уж поднялся в такую рань, – сказала мама. – Зубы не забудь почистить. Я сейчас встану.

Время всегда долго тянется, если чего-нибудь сильно ждёшь. И думаешь всё время об этом. О том, что папа надолго, может быть, уехал и к Новому году не успеет вернуться, Вовка тоже не забывал, но всё же полегче стало. Уговорил себя, что просто быть того не может, чтобы Новый год был без папы, всё будет хорошо, всё должно быть хорошо, и сегодня вечером они с мамой пойдут в цирк, где новая программа, слоны. Гоша говорил, что такие они большущие и такое умеют делать – трудно поверить. Скорей бы самому посмотреть.

Представление начиналось в шесть часов, Вовка торопил маму – пока доберутся, пока в гардеробе разденутся, а там всегда, Вовка помнил, очередь, опоздать можно к началу. Но всё обошлось, никуда они не опоздали, даже с запасом пришли – в зале не все расселись. И места им достались замечательные, в четвёртом ряду, отлично будет видно. А тут ещё такая вдруг неожиданность: рядом с Вовкиным оказалось место дяденьки, которого Вовка знал – видел его, когда однажды приходил к маме на работу. И ещё раз видел, в троллейбусное окошко, когда с папой из парка ехал: мама шла с ним по улице. Вовка показал на них папе, а тот ничего не сказал, отвернулся. Знал даже Вовка, что зовут его Николай Иванович и он мамин начальник.

Мама, завидев тут Николая Ивановича, до того удивилась, что и руками разводила, и головой, будто бы глазам своим не веря, мотала. Вовка же больше подивился другому: что такой взрослый дяденька один, без никого, пришел в цирк. Но заиграла музыка, вышел в красивом цветастом костюме тот, кто всех объявляет, начался парад – и о чём-либо другом Вовка и думать забыл.

А Николай Иванович оказался очень простым, никого из себя не строил. Он так всему радовался, так громко хлопал и хохотал над проделками клоунов, то и дело подталкивая Вовку локтем в бок, чтобы тот разделил с ним веселье, – впору было подумать, что рядом сидит не толстый, усатый, с лысиной на макушке мамин начальник, а какой-нибудь пацан из Вовкиного садика. И очень этим Николай Иванович Вовке понравился. В перерыве Николай Иванович купил всем мороженое, и мама не отказалась, что тоже было необычно. Вовка знал, что мороженое мама никогда не ест, потому что у неё горло слабое и сразу оно от мороженого разболеться может. Но стоило ли обращать внимание на все эти мелочи? Не обманул Гоша, новая программа в самом деле была замечательная, а слоны, на вид такие тяжёлые и неуклюжие, оказались на диво смышлёными и ловкими. Завершился этот праздник тем, что Николай Иванович повёл Вовку за кулисы, где того сфотографировали верхом на слоне, до того вблизи огромном, высоченном, что у Вовки, когда на спине его уселся, даже голова немного закружилась. Классная получилась фотка. Столько хорошего в один день Вовке не часто выпадало.

Вышли они на улицу – темно, снег сыплет, ветер дует, после тёплого нарядного цирка ещё холодней и нестерпимей кажется, на трамвайной остановке толпа уже собралась, сутулятся, лица в воротники прячут. А Николая Ивановича, оказывается, недалеко, за углом, машина дожидалась. Вовка в этих машинах плохо разбирается, но сразу видно, что иностранная она – длинная, плавная. Забрались в неё, и Николай Иванович – верней, теперь уже дядя Коля, так попросил он Вовку называть себя – повёз их домой. Вовке в таких классных машинах ездить прежде не доводилось, и вообще, что там говорить, приятно было прокатиться в ней мимо ёжившихся на остановке бедолаг. Когда подъехали они к дому, мама сказала:

– А что, Вовка, позовём Николая Ивановича к нам чайку попить?

– Позовём, – обрадовался Вовка. В самом деле не хотелось ему расставаться со всё больше нравившимся ему дядей Колей.

– Тогда приглашай его, – засмеялась мама, – вдруг он меня не послушает.

– Пойдёмте к нам, дядя Коля, – сказал Вовка, – я вам хомячка своего покажу, Хомку! Он смешной такой!

Николай Иванович посмотрел на часы, хохотнул:

– Ну, если хомячка покажешь, какие ж тогда могут быть сомнения! Да и горячего чайку сейчас попить дело хорошее. Как говаривал когда-то мой старшина, вперёд и с песней!

Чай пили по-семейному, на кухне. Чудеса не кончались. У мамы к чаю припасена была не только красивая коробка с шоколадными конфетами, но и маленькие такие, все разные, очень вкусные пирожные. Вовка точно знал, что утром их в шкафчике не было. Значит, мама купила это днём, когда ходила в магазин. Папы дома нет, сама она сладкое, чтобы не толстеть, почти не ест, неужели купила всё это для него, Вовки? Но ведь не для Николая Ивановича же – откуда ей было знать, что встретит его в цирке, что отвезёт он их домой, а потом Вовка пригласит его чай пить? Всё это потом следовало хорошо обдумать, чудеса чудесами, но всё-таки. Впрочем, не так уж сейчас это было важно, когда такая вкуснятина на столе. И что ещё поразило – мама не запрещала ему «объедаться», как любила она говорить, конфетами, будто не замечала, что он таскает их