Аритмия - Вениамин Ефимович Кисилевский

Мама ответила не сразу и непонятно:

– Позвонить можно, но сейчас нельзя.

Вдумываться в эту загадочную фразу Вовка не стал, предложил:

– Если ты не хочешь, давай я позвоню. Ты только покажи мне, как вызывать папу по мобильному, я ж не умею. – Отодвинул тарелку и вышел из-за стола.

Мама тяжело, словно безмерно устала она уже от всего этого, вздохнула и сказала:

– Сядь, мне надо с тобой поговорить.

Он вернулся за стол, выжидательно уставился на неё. Мама потерла лоб – то ли время выгадывая, то ли подыскивая нужные слова.

– Давай не будем друг друга в чём-то нехорошем подозревать, обманывать. Договорились? И не задавай мне, пожалуйста, лишних вопросов, я всё равно ответить тебе на них не смогу. Ты уже взрослый мальчик, и я с тобой разговаривать буду как со взрослым. До Нового года папа не вернётся, так получилось.

– А после Нового года?

– Об этом мы поговорим с тобой после Нового года. Мы ж договорились, что ты не будешь задавать лишних вопросов. – Снова провела по лбу ладонью. – И у меня страшно болит голова.

– А про чемодан тоже лишний вопрос? Почему он большой чемодан взял?

– Не знаю, – поморщилась мама. И внятно, по слогам повторила: – Я-не-зна-ю! Можешь ты это понять? – Достала из шкафа коробку с лекарствами, вынула из одной пачки таблетку, так же морщась, выпила. – Я пойду прилягу, займись пока чем-нибудь.

Мама ушла в спальню, закрыла за собой дверь. Вовка ничем заниматься не захотел, включил телевизор, сел на диван, нашёл свою любимую программу «Планета животных», но смотрел недолго, потому что незаметно для себя заснул. И сколько проспал, сказать не смог бы, разбудил его телефонный звонок. Верней, не звонок, а музыка из маминого мобильного телефона, хоть и еле слышна была она из-за работавшего телевизора. Показалось вдруг ему, что звонит папа, осторожно приблизился к маминой двери, прижался к ней ухом. Мама говорила тихо, ни слова разобрать не удалось. Но вряд ли это был папа, потому что мама рассмеялась несколько раз.

Вовка вернулся на диван, хмуро уставился на экран телевизора. Мама вышла из спальни, села рядышком, обняла его.

– Вовка, ты только не заводись сразу, выслушай меня внимательно. Скоро к нам приедет Николай Иванович. Привезёт ёлку. Я его об этом не просила, он себе покупал, решил и нам заодно, потому что папы, он знает, сейчас нет, чтобы мы на себе не таскали, а ему на машине как раз по дороге и не трудно. Не делай из этого никаких поспешных выводов. Николай Иванович хороший и добрый человек, мы с ним вместе работаем, а ты ему, между прочим, очень понравился. И не мне же он эту ёлку привезёт, а тебе.

– Так что я должен делать? – спросил Вовка, толком не поняв, к чему мама клонит.

– Ничего не должен. Просто веди себя достойно, как положено хозяину, когда в дом приходит гость. И поблагодарить Николая Ивановича не забудь, иначе невежливо получится. – Помолчала и добавила: – Очень тебя прошу.

Мама вернулась в спальню, а у Вовки в голове вообще всё перемешалось. Понравилось ему, что мама назвала его хозяином, и понимал, что в самом деле нужно быть благодарным Николаю Ивановичу, что заботится о них, помогает. Но от одной мысли, что он, а не папа, принесёт в дом ёлку, что вообще снова появится он здесь с этими своими шуточками и хохотками, в животе заныло.

Задели однако Вовку мамины слова о том, что она с Николаем Ивановичем вместе работает. Как-то раньше он этому особого значения не придавал. А ведь они не просто вместе работают, он мамин начальник. Вовка часто слышал мамины и папины разговоры о работе, знал, что много у них зависит от того, как относится начальник. Вплоть до того, что не только нормально работать не даст, но и уволить может. Вот, например, разве он не видит, как все в его детском саду, и воспитательницы, и нянечки, боятся начальницы, как ведут себя с ней? А ещё Вовка понимал, что наверняка зависит от этого, сколько на работе будут платить денег. И пожалел теперь, что не прислушивался обычно к этим разговорам, не уловил, как они отзываются о своих начальниках. Папа, кажется, не любит, а мама будто бы не жаловалась. Или наоборот? Но ведь не каждый начальник будет своих подчинённых на машине возить и ёлки им покупать. Говорила мама, что Николай Иванович хороший и добрый. Может, он не только с мамой такой, с остальными тоже? И мама вместе со всеми остальными дорожит его хорошим отношением, поэтому и сказала «очень тебя прошу»? Вовка бывал на маминой работе, там у неё целых три этажа, комнат много, а в каждой столько людей, и в большинстве женщины. Если хороший и добрый Николай Иванович станет всех на своей машине возить и ёлки им покупать… Тут Вовка вообще в своих мыслях запутался, и если бы попытался их распутать, то всё равно не успел бы – тренькнул дверной звонок. Мама вышла из спальни уже не в домашнем халате, и не в розовом костюме, в котором в музей ходила, а в синем с белым воротничком платье, тапочки сменила на туфли.

Вовка встречать его не вышел, слышал, как в коридоре Николай Иванович пыхтит, втаскивая в дверь ёлку, шаркает ногами и похохатывает. Потом он внес ёлку в комнату. Замечательную ёлочку, густую, ладную, с остренькой верхушкой. Вовка думал, что ёлочку вынесут сейчас на балкон, тем всё на сегодня и закончится, но ошибался. Николай Иванович вызвался самолично поставить её, чтобы мама не возилась. Мама не соглашалась, говорила, что и сама прекрасно управится, неудобно ей, но тот и слушать её не стал, даже, хохотнув, повторил, как в музее, что приказ начальника закон для подчинённого.

Николай Иванович снял пиджак, повесил его на спинку стула, засучил рукава рубашки – Вовка поразился тому, какие волосатые у него руки, – закурил, примеряясь, как половчей ему пристроить ёлочку в углу. Прикурил не от своей – от папиной зажигалки. Значит, по-прежнему пользуется ею, отдавать не собирается. Как мама сказала, он на это и внимания не обратил. После увиденного в музее всё в Николае Ивановиче раздражало Вовку, что бы тот ни говорил и ни делал. И ещё возмутило, что он, не спросив разрешения, курит в комнате. Да если бы мама и разрешила ему, всё равно ведь нахально это, тем более в