Остров Немого - Гвидо Згардоли

– Велосипед! – ответила она, будто это настолько очевидно, что спрашивать излишне. А потом рассмеялась.

Асбьёрн подскочил и помог ей встать.

– Теперь моя очередь! – сказал он, запрыгивая на велосипед.

– Эй, Ледюк! Шею себе сломаешь! – усмехнулся Арне.

– Эх, твою налево!

Асбьёрн покатился, петляя, – помятое переднее колесо скрипело и шаталось, – пока не исчез за домом.

Среди приобретений было еще одно – самое необычное. Оно полностью изменило отношение обитателей острова к миру. Теперь никто из семьи Бьёрнебу больше не чувствовал себя оторванным от Большой земли.

Однажды Арне и Асбьёрн вернулись из очередной поездки в город. Братья разгрузили лодку и принялись за работу, так что никто ничего не заподозрил.

Весь день они странно молчали, а после ужина попросили Ранхиль позвать Яна, тетю Агнес, Арнульфа, Карин и детей. И когда все собрались в большой комнате главного дома, согретой роскошной плитой Лив, Арне принес маленький столик, на котором, как священная реликвия, важно стоял какой-то предмет – здоровый, как ящик с соленой сельдью.

Это был сверкающий современный радиоприемник «DeForest Crosley 51» с одноламповым усилителем и деревянным корпусом цвета грецкого ореха.

В полной тишине они поймали новости на датском языке. Счастливые обладатели радиоприемника мало что поняли, но это не умаляло чуда, которое с ними произошло.

6

Годы шли, остров менялся и обретал новых жителей.

После Мари у Карин и Арнульфа родилось еще трое детей: Симон, Андрин и Штеффен. Тея наконец вышла замуж.

Ее супругом стал Корнелиус Лу, финский экспедитор, который несколько лет назад переехал в Норвегию. В портовой зоне у Корнелиуса имелась собственная контора с кожаными креслами, цветами в горшках, персидским ковром, гравюрами на стенах и секретарем. Корнелиус Лу был на десять лет старше Теи; когда они поженились, ему было под сорок. К тому времени он уже обрел печальную уверенность в том, что всю оставшуюся жизнь проведет в одиночестве, обедая в ресторане и стирая белье в прачечной. Корнелиус был приятным человеком. Его красноватое лицо обрамляли длинные, преждевременно поседевшие бакенбарды. Кто-то из горожан говорил, что он напоминает Пелле Йолсена, выдающегося гражданина Арендала, того, кто назначил первого смотрителя маяка. Но никто из современников Корнелиуса Лу не видел знаменитого торговца собственными глазами, и поэтому все разговоры о сходстве основывались на старом портрете, который висел на главной стене магазина Йолсенов.

Тея познакомилась с будущим мужем благодаря кузине Сюннёве – та жила по соседству с Корнелиусом Лу в доме на Киркевей. На самом деле Сюннёве их сразу задумала сосватать и всячески нахваливала кузине мягкий характер и честность Лу, а ему – доброту и приветливость Теи. И уже через несколько встреч Лу и Тея решили соединить свои пути. Тея стала фру Лу и переехала в город, в ту самую квартиру на Киркевей – напротив Сюннёве. Для молодой жены важно было жить рядом с кем-то из родных. Хотя остров и находился всего в нескольких милях от ее дома, для нее это расстояние превратилось в пропасть. Она не могла привыкнуть к городу и к замужней жизни, которая казалась бледной после безумной свободы острова.

Тея почти сразу забеременела и в 1938 году родила сына Кристоффера.

– А ты? – спрашивала она свою сестру Ранхиль, когда раз в месяц приезжала с супругом на остров навестить семью. Теперь жизнь на острове казалась ей исполненной бесполезной суеты: приезды и отъезды, возбуждение, все эти куры, дети, собаки, ее брат Арне, который то и дело загорался новыми идеями.

– А что я? – отвечала Ранхиль вопросом на вопрос, не поднимая темных глаз. Ей говорили, глаза у нее такие же, как у тети Элизы, которую она никогда не знала.

– Ты замуж собираешься?

Ранхиль считала, что еще успеет – какой смысл выходить замуж просто так, лишь бы не остаться одной. Она принимала выбор Теи, но себя в такой роли не видела.

– Спешить незачем, – говорила Ранхиль в таких случаях.

Она научилась вышивать и с радостью думала, что это могло бы стать ее профессией. Она могла бы вышивать для таких девушек, как Тея, – для которых брак в жизни самое главное, – комплекты белья, простыни для широких кроватей, скатерти для огромных столов, передники, которые вскоре расцветятся пятнами от соусов и супов, и фартуки для тихого домашнего труда. У Ранхиль были белые, тонкие, словно фарфоровые руки, созданные для мелкой кропотливой работы. Или для фортепианной клавиатуры.

– Конечно, – ответила как-то раз Тея с высоты своего опыта, – ты целый день сидишь у окна и вышиваешь. В шитье спешка ни к чему, верно. Но если ты не поторопишься, то упустишь время, моя дорогая.

– Ты о чём? – невинно спросила Ранхиль.

– Ты и сама прекрасно знаешь.

Ранхиль улыбалась и продолжала вышивать, или наливала чай, или занималась уборкой, чтобы только не продолжать этот надоевший разговор. Она понимала, что в чём-то ее сестра права. Время шло – да, наверное, и прошло уже, незаметно, на цыпочках, и, вероятно, недолго оставалось ждать того дня, когда она окажется слишком старой, чтобы даже думать об этом.

– Женщине, которая не хочет провести остаток жизни в одиночестве, – настаивала Тея, – нужно ловить каждую возможность, они с годами всё реже и ценнее, как черный жемчуг.

7

Огромная серая тень скользила под поверхностью моря. Будто призрак.

Тень дважды поднималась глотнуть воздуха.

Арне заметил ее, закрыл глаза и скрестил пальцы. Это с детства: если видишь кита, надо загадать желание. И если кит выпускает фонтан, значит, оно сбудется.

Арне открыл глаза. И кит выдохнул.

– Это невероятно! – крикнул он во всю мощь против ветра.

Асбьёрн стоял за спиной брата,