Мандаринка на Новый год - Дарья Александровна Волкова

– И встал, видимо, не только ты один!

– Угу. – Его ладони снова приходят в движение.

– Коля… Давай выспимся, как белые люди… А потом…

– Вот именно, потом и выспимся.

– Ты чудовище! Мой ночной кошмар, который не дает мне спать по ночам.

Его ладонь без предупреждения оказывается между ее бедер.

– Ты же хочешь…

– Всё-то ты знаешь… – Тело предает ее окончательно.

– Именно так. – Он начинает двигать пальцами. – Так. Вот та-а-ак…

* * *

Люба ненавидит и боится, когда Ник становится таким. Он приходит домой и отказывается ужинать. Сразу в душ, а потом ложится на кровать лицом в стену. Она знает – устал. Она понимает – лучше не трогать. Сидит полчаса на кухне с планшетом. Но… но нельзя же так! Невозможно делать вид, что ничего не происходит!

Люба проходит в комнату и, не дав себе времени на раздумья, ложится рядом, обнимает за широкую спину, прижимается щекой. Ник вздыхает.

– Я понимаю… Ты устал. Ты, наверное, хочешь побыть один. Чтобы тебя никто не трогал. Что-то случилось, да?

– Люба…

– Можешь не рассказывать, если не хочешь. Но я не могу делать вид, что ничего не происходит! Я не могу заниматься своими делами, когда ты лежишь вот так – отвернувшись к стене! Мне кажется, что я могу что-то сделать… как-то помочь. Я не могу ничего не делать, когда ты такой, понимаешь?

Он молчит. Молчит так долго и обидно.

– Ладно. – Она со вздохом разжимает руки. – Тебе надо побыть одному, я поняла.

Совсем отстраниться Люба не успела – Ник поворачивается и заключает ее в объятия, утыкается губами в макушку. Снова молчит. Но потом все же нарушает тишину:

– Люб… да ничего особенного не случилось. Просто… у меня бывает так иногда… реально кончаюсь. Физически. Эмоционально. Прости. Это пройдёт.

– Перестань. Я понимаю. У тебя непростая работа.

– Правда. Но я ее выбрал сам. А ты выбрала меня. И я люблю тебя. Я, правда, сейчас очень устал. Но ты не обязана прыгать вокруг меня, подстраиваться под мое настроение. И если ты…

– Ник!

– Если ты чего-то хочешь, – продолжает он упрямо, – скажи мне. Только скажи прямо – я сейчас просто не в состоянии гадать.

Она выдыхает ему тепло в шею. И после паузы шепчет:

– Единственное, чего я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– Мне уже хорошо.

– Угу, прямо невооружённым взглядом заметно. – Она поднимается на локте, смотрит внимательно и вдруг начинает покрывать мелкими, лёгкими поцелуями его лицо – упрямый подбородок, щёки, темно-рыжие брови, лоб. И шепчет между поцелуями: – Хочу, чтобы тебе было хорошо, любимый мой, хороший мой. Хочу. Хочу, чтобы тебе было хорошо. Чтобы ты забыл про плохое и тяжёлое. Хочу. Всё будет хорошо, поверь мне. Люблю тебя.

А потом их губы встречаются и…

– Не надо… – говорит она, как только они отрываются друг от друга. – Ты устал. Просто полежи, а я поглажу тебя по голове. Вот так. Вот так.

– Хочу тебя. Пожалуйста…

– Точно?

– Точно, – кивает он. – Только можно… я буду сегодня снизу?

Люба мгновенно понимает, о чём он. И не думает отказывать.

Она выполняет его работу, то, что обычно делает он. Целует, ласкает, возбуждает, заводит его. Раздевает. И не только раздевает – одевает тоже. В первый раз он отдаёт всю инициативу в ее руки. Лишь вздрагивает от ее немного неумелого обращения с изделием из латекса. Но со второй попытки у Любы получается. Она опускается на Ника, ложится сверху. Целует его лицо, обнимает руками и не только – всем телом обнимает, согревает, дарит тепло и нежность, двигаясь неторопливо. Давая ему возможность сейчас просто наслаждаться и быть любимым.

В конце концов, звероящер в Нике проснулся. И Люба оказалась на спине, под ним. Но это ни ее, ни его нисколько не расстроило.

– Спасибо, – сказал он потом ей тихо на ухо.

– За такое не благодарят, дурачок. Ты аппетит не нагулял? – Она погладила его по затылку.

– В общем-то, да. Я бы съел чего-нибудь.

– Ладно, иди в душ, а я пока на стол накрою.

– Любава, – он перехватывает ее руку, целует в ладонь, – я… я не часто буду такой. Правда. Когда со мной надо вот так… нянчиться. И ты не обязана…

– Самойлов, иногда тебе лучше есть, чем говорить. Всё, марш в душ!

* * *

– Ник, я сегодня задержусь, не теряй меня.

– Ты к родителям?

– Нет, у меня встреча с Егором.

– Я тебя встречу.

– Коля! Я не маленькая. К восьми буду дома.

– Я тебя встречу.

Когда он говорит таким тоном, спорить с ним бесполезно. Он на каждый ее аргумент будет повторять одно: «Я тебя встречу». Упрямый и чертовски ревнивый.

– Хорошо, – со вздохом соглашается она.

– В полвосьмого возле мастерской.

* * *

– Ну, всё, Егорик, я побежала.

– Куда так торопишься? Давай чаем на дорогу угощу?

– Не могу. Меня ждут.

– Кто ждет? Твой Отелло?

– Он самый.

– Да познакомь меня уже с ним. Я твоего Николая понимаю, конечно, сам бы на его месте был бы начеку…

– Егор!

– Ну, надо же ему объяснить, что уж с моей-то стороны он может подвоха не ждать. Чтобы зря нервы не трепал.

– Тут я согласна. Пойдем, выйдешь меня проводить, заодно и с Ником познакомлю.

– Знакомьтесь, Николай, Егор.

– Рад знакомству. Давно хотел… – Егор протянул руку и осёкся.

– И тут Штирлиц понял, что явка провалена, – после паузы хмыкнул Ник.

– И тут Беркович понял, что полгода назад был в шаге от крупных неприятностей для своего здоровья, – в тон ему ответил Егор.

– Ребята… – Люба растеряна. – А что происходит?..

– Всё в порядке, солнышко! – сказал Ник деланно бодро. – Егор, рад знакомству! – Он крепко пожал руку Берковичу. – Извини, торопимся страшно, в другой раз пообщаемся.

– Коля!

– Пойдём, пойдём. Всё по дороге объясню!

Егор с улыбкой смотрит вслед удаляющейся и бурно жестикулирующей парочке. Метров через двадцать они останавливаются и начинают целоваться, точнее, он целует ее, сломив легкое сопротивление. Завидовать чужому счастью нехорошо, но сейчас Егор все-таки немного завидует.

– Почему ты не рассказал мне, что знаешь Егора?

– Ну… потому что мне было стыдно.

– Тебе не бывает стыдно!

– Как видишь, иногда бывает. Я просто тогда… метался, как зверь раненый. Не понимал, что делать. Не знаю, зачем с Егором встретился. Думал, пойму что-то.

– Понял?

– Угу. Что хочу набить ему морду. И что ты у меня очень талантливая девочка.

– И кто ты в этой ситуации?

– Как обычно – дурак.

Люба улыбнулась. Она просто не может на него сердиться – такое вот патологическое состояние.

– А мандаринка-то где? Дома