Дым осенних костров - Линда Летэр

и самоцветах, в шлейфе благовоний хвои и земляники. На веках Амаранты золотая краска — цвет Дома Наля и его волос, на его скулах серебряные штрихи герба Нернфрезов.

— Сегодня я только здесь.

Замирая, он позволил ее пальцам остановиться, ласково касаясь краешка подбородка, и склонился к ней. Губы его сделались горячими, а поцелуи все более упоительными. Наконец, поднимая длинные ресницы, он отступил, разжал сплетающиеся пальцы.

— Пойдем. Будем танцевать до утра.

— Без тебя бал — дешевые декорации, ложь, лицемерие.

— На этом балу весь я твой.

— А потом…

— Не думай, что будет потом. Есть только сейчас.

Сплетаемые флейтами и свирелями мелодии заставляли сердце живо трепетать, пронзенное их печальным волнением. Трогала серебристыми бесплотными пальцами за душу арфа, лились мелодичные ноты мандолины. Выводил свой немного дребезжащий, терпкий, как привкус действительности, рисунок крумгорн. Задавали ритм тамбурины, увлекала в задорный с примесью горечи мотив колесная лира. Наль кружился среди придворных, и вновь ни одна эльнайри не могла надеяться на танец с ним — этот вечер он целиком посвятил невесте.

Как новобрачному ему дадут долгий отпуск. Можно будет забыть обо всем, как пытался он сейчас. Хорош голос семиродного кузена Кейрона. Пока звучит, неважно, что за окном, что ожидает впереди. В этот вечер Наль желал держать голову совершенно пустой от всех забот, тревог и опасений. Только он и Амаранта. Должно быть, они смеялись слишком громко, пили слишком много вина, слишком близко держались друг к другу и танцевали слишком отчаянно. Воцарившийся таге́р саэллон, месяц перелома, обещал постепенное отступление тьмы и холодов, жизнеутверждающее пробуждение природы от оцепенения. Это был их пир весеннего равноденствия — пир во время чумы.

Утро было серым, мглистым. Густой туман облеплял улицы и здания, поднимался до замковых башен. Гости теснились друг к другу, словно громкий разговор мог разбудить прежде времени ненастный день. Кто-то еще танцевал под сдержанные, одинокие мелодии одного из инструментов. Музыканты осушали последние бутыли, снимали остатки закусок с уносимых слугами блюд, бродили по залу, переговариваясь усталыми голосами. Искристый хмель выветрился, оставив опустошение притихших залов и гулких коридоров. Какое-то время еще можно было притворяться, что продолжается последняя не уступающая в своей силе дню ночь, однако день, отбивший у нее несколько новых светлых минут, наступал неотвратимо. Наль оглянулся на окно, прислушался к далекому, глухому бою часов сквозь туман. Шесть ударов — Час Крапивника.

— Сладость моя, пора.

Она мелко задрожала, словно в жарком, еще заполненном зале внезапно ударил мороз. Он ласково поглаживал большими пальцами ее доверчиво раскрытые ладони.

— Три луны пролетят, как сон.

Отпустив ее, быстро, чтобы не надрывать душу, собирался развернуться к двери. Амаранта схватила его за руку. Глаза ее кричали о помощи.

— Наль, не оставляй меня одну.

— Зимнее утро мое, я должен ехать. Скоро это все кончится. После нашей свадьбы я не буду уходить так часто.

— Нет! То не часы били на башне, но молот Мадальгара во дворе.

— Молот стучит, чтобы вправить последнюю вмятину в моем доспехе. Он готов к бою.

— Ножи звенят о тарелки в Лазурном зале. Еще не время.

— То не ножи, но оружие воинов, готовых к отправлению.

— Слышишь, снег расчищают во дворе. Невозможно еще тебе выйти.

— То лошади наши в нетерпении роют копытами расчищенную землю. Пора.

Она медленно обвела оставшихся эльнарай затравленным взглядом.

— Не оставляй меня… здесь.

— Но здесь ты в наибольшей безопасности. Желаешь поехать со мной?

Она неуверенно кивнула. Наль бегло оглянулся и вывел ее в коридор. За выступом статуи в сумраке он успел заметить кронпринца Ранальва в блистательном белоснежном наряде и Алуина, чей вид из-за обилия украшений граничил с вульгарностью. Старший брат за что-то тихо и сдержанно отчитывал младшего. Увидев, что они не одни, Ранальв отвел Алуина назад в зал. Пройдя в противоположную сторону, Наль увлек невесту в одну из мраморных ниш. Амаранта смотрела на него с немым ожиданием. Он сжал обе ее ладони в своих. Склонившись совсем близко, заглянул в глаза. Отрывистые, горькие поцелуи, как вестники разлуки.

— Отец твой не отпустит тебя с нами.

— Он не решает за меня. — Тонкие пальцы Амаранты впились в его плечи. Наль почувствовал, как ногти ее врезаются в кожу. — Здесь нас ничего не ждет; только нужда и разорение. Давай сбежим, Наль, найдем самый достойный человеческий двор и останемся при нем! — Глаза ее лихорадочно зажглись. — Мы будем под защитой влиятельного и мудрого монарха, нами будут восхищаться, нам будут покровительствовать!

— Без разведки? Ты будешь в большой опасности при любом дворе! Ведь я рассказывал тебе…

— Главное — уйти! Все можно разведать в пути по Мидгарду.

— Оставить Исналор? А как же все наши?

Она судорожно вздохнула и закрыла глаза. Обреченный страх сквозил во всем ее существе. Сердце Наля разрывалось при виде страданий невесты, и слова не помогали. Он почти готов был остаться, но он давал присягу. Первоочередной долг талантливого командира и воина — служение королевству.

Час до отправления. Амаранта не сдвинулась с места, чтобы успеть собраться в поход, только умоляла не расставаться. Да и куда поедет она, хрупкая и нежная, как цветущая яблоневая ветвь, прекрасная, как первый луч солнца на снегу? Сутками трястись в седле в метель и в дождь, спать на тонкой подстилке в походном шатре? Ощущать над собой призрак чудовищной угрозы, слушая звон оружия и боевые крики, когда большая часть отряда бьется насмерть, проводить редкие спокойные ночи над стонущими ранеными? Ему ничего не оставалось, как целовать ее, пока она не успокоится.

24. Особенный день

Обед в доме Нернфрезов подошел к концу, и гости начали покидать главный зал. Несколькими часами ранее дозорный отряд во главе со златокудрым командиром въехал в городские ворота в неделю перед кейол саэллоном. Сегодня был особенный день. Налю, после таверны «Хрустальный Кубок» и беседы с друзьями побывавшему уже у себя, пережившему радость встречи с семьей и наспех отведавшему домашних угощений, показалось, что прошла целая вечность, прежде чем влюбленные смогли остаться наедине.

Они помолвились вскоре после совершеннолетия, когда оба прошли испытание на зрелость и вступили в права взрослых граждан. Она из семьи придворного советника Первого Дома, он сын королевского оружейника, унаследовавший от своего отца жалованный тому посмертно статус лорда Второго Дома. Оба были амбициозны, полны ожиданий и решимости. Некоторые придворные отмечали, что он слишком пошел в отца, как в достоинствах, так и в недостатках — дерзок, самоуверен, второй Ядовитый Цветок; и что она своенравна, горда и избалована. Но кто лучше Наля знал ее истинное, ему одному открывшееся