Дым осенних костров - Линда Летэр

найти слова, достойные воспеть это благородство! — вскричал он, воздевая руки. — Ты сберегла кинжал милосердия до следующего раза!

— Тогда я все еще любила тебя, Наль! — закричала она в ответ. — Я любила тебя… — повторила она шепотом, — и, выхаживая тебя, решила отвергнуть предложение, а тебя не тревожить. Ни в чем, что я делала, не было фальши…

— Ты никогда не любила меня, если так легко смогла предать, — оборвал Наль. Развернувшись, он толкнул тяжелую дверь, никого не замечая, пробежал зал, коридоры и лестницы и слетел по ступеням во двор, где был привязан Каскад. Ни один слуга не подоспел к гостю; тот взлетел в седло, вздернул поводья и стрелой помчался к воротам.

* * *

Он гнал коня, задыхаясь, словно бежал сам. Изумленные горожане еле успевали прочь из-под копыт. Во весь опор пронесся через городские ворота и помчался вниз по горному склону. Ветер бил в лицо, трепал волосы, заставляя глаза слезиться; несомненно, дело было именно в этом. Как при известии о смерти отца, осознание приходило чередой жестоких ударов, пронзительно простых, мучительных озарений. Предательство в тылу. Одновременно и измена, и обман, и предательство. От той, кому доверял, как себе. Цитадель пала добровольно, охотно отдалась в чужие руки. А когда нет более за спиной цитадели, за что еще осталось бороться? Ужели сияние адамантов в венце Алуина так ослепило ее, что она забыла своего жениха и данные друг другу обещания? Или, хлестнула мысль, дело и правда в зове сердца? Но что же это тогда за сердце?

Его Амаранта, зимнее утро, бесценное сокровище и будущее его жизни, полюбила другого, и не понадобилось для того ни смерти жениха, ни долгих лет душевной скорби. Яд пил он с ее губ, жил во лжи, тонул в гибельном омуте таких ясных глаз.

Заключая помолвку, каждый эльф понимал, что разлука может прийти внезапно и жестоко, в виде несчастного случая, пленения, гибели на поле битвы, возможно, даже новой эпидемии, и к муке утраты невозможно подготовиться. Однако, способные разлучить, эти удары не могли разорвать вечной нити любви. Понимал и Наль, что может потерять свою Амаранту, но не так.

Не так.

Он мчался, не разбирая дороги. В груди метались рыдания, ранили горло, обжигали легкие. Невысказанные слова кипели на губах. Как подло, гадко, непостижимо и жестоко обернулись в пепел прежние обещания! Правы были придворные сплетники, отмечавшие увлечение Амаранты избыточной любезностью младшего принца, когда он, Наль, не мог допустить таких мыслей, даже если бы постарался. Как объявит он роду о разрыве помолвки, какие вести пошлет друзьям и дальним родственникам? Как будет смотреть в глаза знакомых, встречаясь с ними в городе и при дворе? А как жить дальше, видя ее с другим, предательницей, чужой женой? С губ сорвался короткий вскрик горечи, отвращения и гнева.

Едва ли не хуже всего — сообщить матери, находившей большую отраду в будущем счастье единственного сына. И это жестокое бесчестье…

У края леса Каскад немного замедлил бег. Он продолжал послушно мчаться, огибая редкие деревья подлеска, пока в конце концов не перешел на рысь, а затем остановился.

Головокружительная езда не смогла притупить страданий всадника. Спрыгнув с коня у выбиравшегося из-за деревьев низкого кустарника, он готов был выхватить кинжал, терзать, кромсать этот ни в чем неповинный куст, и уже занес руку. Кисть сжалась в кулак; он бросился на землю, исступленно вцепляясь себе в волосы, кусая губы и пальцы. Из груди рвался полный боли вой смертельно раненного зверя. Вопль по выжженному миру, стон от поворачиваемого в сердце кинжала. Одна за другой на него обрушивались детали недавнего разговора вперемежку с образами былого лживого счастья.

* * *

Он очнулся, почувствовав, как Каскад, добродушно фыркая, тычет мордой в плечо. Сделав болезненный судорожный вдох, Наль сел. Поднял покрасневшие глаза, осматриваясь. Он медленно и с трудом возвращался из своего кошмара в осязаемый окружающий мир. Вот его игреневый конь, который все это время, верно, терпеливо ходил рядом, пощипывая траву. Однако что-то существенно изменилось вокруг. По земле тянет холодной сыростью. Она выползает из обступившего мрачного леса, забирается под одежду, влечет за собой слабые, белесые щупальца тумана. Не слышно жизнерадостной дневной переклички птиц.

На поляну спускались сумерки. Он потерял счет времени, и когда мчался, не взвидя света, и когда катался по земле в бессильном страдании.

Не след без необходимости оставаться в лесу ночью, да еще сходить с дороги, — негромко напомнил голос разума, но вдобавок к притупившему остальные чувства горю он испытывал усталость и опустошение. Куда и к кому теперь спешить? Единственное близкое и теплое существо рядом, верный Каскад вновь уткнулся мордой в его плечо и ободряюще фыркнул, мягко подтолкнул, заглядывая в душу огромными доверчивыми глазами. Он не понимал, почему хозяин медлит, когда пора поторопиться домой.

— Ты прав, — проговорил Наль, и словно со стороны услышал свой хриплый, надорванный голос. Нужно позаботиться о коне. А дома мать, дядя Эйруин, маленькие кузены и кузины, друзья… Опухшие губы тронула горькая улыбка.

Горло болело. Рассеянно погладив морду Каскада, Наль поднялся. В волосах и одежде запутались листья кустарников, мелкие сухие веточки, опавшая хвоя. Ему было все равно.

Он вновь обвел глазами небольшую поляну. Среди потемневших стволов медленно сгущались сиренево-сизые сумерки. Верхушки деревьев еще освещались холодным малиновым светом заходящего солнца. Небо стало белесым. Из леса доносились голоса вечерних птиц. Наль обнаружил, что совсем не помнит, с какой стороны попал сюда. Настоящий лес начинался позади, но с трех сторон вокруг поляны росли похожие друг на друга редкие деревья и кусты.

Довольный Каскад потряхивал головой, готовый в путь. Наль взял его под узду и повел к противоположному краю поляны. Он ожидал увидеть за ним дорожку или хотя бы намек на тропу, но вышел на поросшую редкой травой и лишайниками каменистую возвышенность. Левее начиналось глубокое ущелье, которого он также не помнил на своем пути, но попытавшись собраться с мыслями, пришел к выводу, что это может быть Овраг Вздохов, что означало, что ему никак не успеть в город до наступления темноты.

Овраг Вздохов, как и многие места в лесу, пользовался дурной славой. Наль потянул Каскада за собой вправо, собираясь издалека обойти опасное место.

С выжженной душой, не замечая усталости, шел он вдоль опушки, не в силах ни вновь сполна пережить, ни отогнать поднимающиеся в сознании образы, что еще недавно вызывали тепло, нежность и душевный подъем, а теперь жестоко терзали. Блеклое небо над головой постепенно