Степные Волки (СИ) - Василий Сахаров

— Быстрей! — поторопила девчонка и, направившись в дальний угол чердака, указала на кусок дранки. — Поднимайте.

Приподняли кусок крыши, староста готовил пути для бегства, и выбрались на смежную с домом крышу коровника. Было слышно, как внизу возятся и подают голос телята, почуявшие запах гари из человеческого жилья. Жалко скотинку, не успеют животных выпустить, но надо бежать дальше. По покатой крыше сарая мы спустились уже за двором и оказались в огороде. Дальше спуск к реке, и мы бегом рванули в низину и остановились уже у земляного городского вала.

Оглянувшись, мы с Гордеем увидели горящий дом городского старосты и суетящихся вокруг него людей. Да, полыхает знатно, и такой пожар даже усилившийся дождь не остановит.

— Горите, сволочи. Дождетесь, предатели, мы еще вернемся, — еле слышно прошептал я, а потом, обернувшись к соплюхам, застывшим в ожидании, спросил: — Вы с нами, или есть где пересидеть?

— Нет, — обе замотали головами. — Некуда нам идти, одни на белом свете.

— Тогда с нами. Как в Кривую балку лучше выйти, знаете?

— Да, — откликнулась одна. — Меня Скотс на покосы туда брал. Это вдоль реки вверх. Там дорога для своих только, а потом от лимана влево забирать надо.

— Пошли, — махнул я рукой, и сквозь мокрый высокий бурьян первым направился за пределы поганого городишки.

До стоянки нашего отряда добирались несколько часов, по дождю, ночью, земля на тропинках осклизлая, колдобины, рытвины, так что добрались только за полночь. Мы ладно, а девчонок было жаль, в чем были, в том и выскочили. Хотя по дороге мы отдали им свои плащи.

В общем, пока добрели, все на свете вспомнил недобрыми словами Хорошо еще, что нас Курбат на подходе учуял, приказал развести костры и еще один кожаный тент на кольях растянуть. Ночь переночевали и уже поутру, когда мы с Гордеем рассказали про городок Банзугон и его жителях, решили возвращаться в Норгенгорд, пока из крепостицы Естугир за нами погоня не вышла. Естугир недалеко, но время, думаю, пока еще есть.

Пока позавтракали, пока собрались, пока девчонок определили, дело к полудню. Дождь прекратился, выглянуло солнышко, мы запрыгнули на лошадей и тронулись в дорогу. До границы дней десять идти, путь не близкий.

Покачиваясь в седле, я осматривал наш отряд, и думал, что все же не зря сходили. Теперь у нас на полсотни бойцов больше, и это не наемники, и не чужаки, а наши сородичи. Конечно, большую часть парней еще учить и учить. Но это дело наживное. Главное — люди есть. Вспомнились банзугонцы, все эти Скотсы, Рылы, Мордсы, Животнасы, Пыцапы, и меня передернуло всего, от ненависти к таким тварям, готовым на все за кусок хлеба и теплую конуру. Одно слово — предатели!

— Гей! — раздался неожиданно разорвавший степной покой, вскрик передового дозорного. — Впереди полусотня всадников! На нас идут!

Гадство, все же не успели спокойно уйти. Сами–то ничего, оторвались бы, не зря своих коней каждый вечер овсом подкармливаем, но вот рекрутов наших не бросишь и не кинешь.

— К бою! — выкрикнул я. — Все не оружные, назад! Если не выстоим, рассыпайтесь по степи!

Полусотня наемных всадников это немного, нас, кто против них встанет, столько же. Есть смысл зарубиться насмерть.

— Хей-я! — издал я клич, поправил снаряженный арбалет на седельном крюке, и поднял над головой шашку. — Вперед!

Воины отряда сорвались с места, кони набрали разбег, и мы устремились на уже показавшихся вражеских всадников. Скорость, нужна скорость разбега, а иначе, если первое столкновение проиграешь, потом тяжко будет схватку переломить. В таких делах, в бою степном, всегда так. Кто быстрей и сильней в первой сшибке, тот, как правило, выигрывает весь бой.

Легкие всадники, по виду шимкенты, взвизгнули и, пригнувшись к гривам лошадей, помчались навстречу.

Оставалось метров двадцать до врага, когда свистнули первые немногочисленные вражеские стрелы. Кто–то из наших бойцов застонал и вывалился из седла. Оглядываться некогда, мы столкнулись с противником и, проносясь плотной массой, стремя в стремя, через наемников, расшвыряли их в стороны. С оттяжкой ударил шашкой по чьей–то голове, кожаная шапка не спасла шимкента и, обливаясь кровью, он свалился под копыта лошадей. Замах. Удар. Кочевник юркий попался, перегибается всем телом, прячется за лошадь. Да не на того напал, знаем мы такой фокус и, резко, обратным движением клинка, без всякой силы, я опустил сталь на его ногу. Бедро кочевнику просек и этого достаточно, еще один противник падает наземь.

Кто–то толкает моего коня. Кызыл—Куш злится и, оглянувшись назад, зло кусает вражеского конька. А тот делает резкий скачок в сторону и занесенная над моей головой кривая сабля пролетает мимо, только слегка задевая кольчугу. Бью, не глядя назад. Не попал, но выиграл немного времени. После чего, развернув жеребчика, вплотную схожусь со смуглолицым широкоскулым воином. Он рубит меня, но я подставил клинок, и добрая штангордская сталь выдержала, а затем следует мой замах. Несколько ударов. Мы держим один другого, пока вокруг кипит сеча. Но вот кто–то из балтских меченосцев пролетает позади степняка и кидает ему в спину короткий дротик. Тот пробивает противнику плечо, сабля выпадает из его руки и мой удар кроит горло врага.

Резко закрутил Кызыл—Куша на месте, так в меня попасть сложнее, взглядом окинул поле. Вроде мы побеждаем, строй противника разбили. Но степняки еще держались, отбивались, и отступать не собирались. Понимаю, у них за это смерть, но и нам нужна победа. Поэтому останется только один.

Вновь врубаюсь в схватку и сшибаюсь еще с одним вражеским воином. У того в руках копье на мощном древке и он попытался меня достать. Однако шиш тебе и, чуть отогнувшись назад, я разогнулся, когда стальное жало просится надо мной. С силой ударил стременами в бока Кызыл—Куша и жеребчик делает резкий скачок вперед, прямо на противника. Его невысокий конек принимает на себя массу моего, шатается, и степняк пытается удержаться в седле. Поздно, не успел он, и я ударил его наискось во всю грудь. Степняк не прост, под стеганым халатом кольчуга. Но шашка все же просекает ее и он вновь пошатывается, а потом следует новый мой удар, добивающий. Еще один противник повержен и падает наземь.

Оглядываюсь. Бой уже окончен, и только несколько легкоконных шимкентов удирают прочь. Сняв с седельного крюка арбалет, поймал в прицел степняка. Нет, не попаду. Но отпускать противника не хотелось, и я выстрелил в его лошадь. Болт проносится по воздуху с еле слышным свистом, и бьет ни в чем неповинное животное в круп. Лошадь еще какое–то время несется по степи, всадник подгоняет ее ударами сабли, которую держит плашмя, но вот она останавливается и медленно заваливается на бок. Шимкент спрыгивает с нее и пытается убежать на своих двоих, но куда там, его догоняют и сбивают с ног.

Успокаивая разгоряченного коня, проехал по полю битвы и подсчитал потери с обеих сторон. Нормально повоевали. С нашей стороны девять убитых и полтора десятка раненых, среди них четверо тяжелых. Скорость нашего движения теперь снизится еще больше. А шимкентов порубили сорок девять человек и еще трое все же ушли, знать судьба им такая.

— Пленных, сколько взяли!? — закричал я в направлении Ольга Быстрого Меча.

— Двоих, — откликнулся он. — Уже кое–что узнали. Нас банзугонцы сдали, у них, оказывается, с Естугиром срочная помощь обговорена. Пока опасаться нечего, на сто километров вокруг крупных вражеских отрядов нет.

— Кончай их, Ольг. Надо своих воинов собирать и дальше идти. Для степи сто километров не расстояние. Для конных четыре перехода.

К месту боя стянулись наши рекруты–новобранцы. Грузим всех своих, убитых и раненых, на лошадей. Мертвых через седло, а еще живых между двух коней на натянутый брезент. Через полтора десятка километров роща будет, и там остановку сделаем. Покойникам погребальный костер, как обычай велит, а раненым помощь.

Потом, петляя и путая след, мы неспешно тронемся к границе, пройдем холмистые пустоши Горбона, и через Эльмайнор выйдем на зимний отдых к Норгенгорду.

Я обернулся в ту сторону, куда умчались уцелевшие шимкенты, там Банзугон — городок предателей. За ним Естугир, стерегущий водный и караванный путь к Атилю, а дальше вниз по течению Орисса, основанный моими предками город, который стал рассадником всего творящегося вокруг зла.

Подъехали Курбат и Звенислав — друзья, единомышленники и братья. Звенислав обратил внимание, куда устремлен мой взгляд, и спросил:

— Банзугон вспоминаешь?

— Да, — я кивнул.

— Ничего, мы еще вернемся, — как всегда весело, словно и не было сейчас смертельной схватки, сказал он и посмотрел на Курбата. — Правильно, говорю?

— Вернемся, — ответил горбун. — Будем мстить за всех кого на алтарях кровавых, как баранов зарезали. За наших приютских и за весь наш народ.