О войне. Части 5-6 - Карл фон Клаузевиц

При этом способе сопротивления мы должны различать две упомянутые раньше формы. Первая заключается в том, что полководец желает всей своей армией атаковать неприятеля с тыла – или исходя из занятой им с этой целью фланговой позиции, или путем подлинного обхода; вторая форма связана о разделением сил и занятием охватывающей группировки, чтобы полководец мог одной частью армии угрожать тылу неприятеля, а другой – фронту.

Повышение успеха в обоих случаях одно и то же, а именно: или действительно будет отрезан путь отступления и удастся захватить в плен или рассеять большую часть сил противника, или же вызывается поспешный отход на значительное расстояние неприятельской армии, уклоняющейся от этой опасности.

Но повышение опасности в этих двух случаях различно.

Если мы обходим неприятеля всеми своими силами, то опасность заключается в том, что мы обнажаем свой тыл, и тогда все опять зависит от соотношения между обоими путями отступления, подобно тому, как в аналогичном случае при воздействии на коммуникационные линии все сводилось к соотношению между этими линиями.

Правда, обороняющийся, находясь в собственной стране, менее, чем наступающий, стеснен в отношении своих коммуникационных линий и путей отступления, а потому имеет большую возможность осуществить стратегический обход; однако это общее положение является недостаточно исчерпывающим, чтобы на нем строить практический метод действия.

Таким образом, решающим моментом является совокупность обстоятельств данного конкретного случая.

К этому можно еще добавить, что, естественно, благоприятные условия чаще встречаются при обширных пространствах, чем при небольших, и чаще в государствах самостоятельных, чем в слабых, рассчитывающих на постороннюю помощь, армии которых, следовательно, должны прежде всего не упускать из виду пункт соединения с армией, следующей на выручку; наконец, к концу похода, когда сила напора наступающего истощилась, эти условия складываются наиболее благоприятно для обороняющегося, – приблизительно так же, как это имеет место в отношении коммуникационных линий.

Фланговая позиция, какую русские в 1812 г. заняли с громадной выгодой для себя на дороге из Москвы в Калугу, когда сила напора Бонапарта уже истощилась, оказалась бы пагубной для них в начале кампании в Дрисском лагере, если бы они не догадались своевременно изменить свой план.

Другая форма обхода и отрезывания пути отступления при помощи разделения своих сил сопряжена с опасностью такого разъединения, тогда как неприятель, располагая преимуществами внутренних линий, остается сосредоточенным и имеет возможность атаковать каждую отделившуюся часть противника превосходными силами. Можно поставить себя в такое невыгодное положение, которое ничем не может быть возмещено, лишь при наличии одного из трех следующих основных условий:

1) первоначального распределения сил, вызывающего необходимость подобного образа действий во избежание большой потери времени;

2) значительного материального и морального превосходства, дающего право на применение самых решительных форм;

3) истощения силы напора противника, находящегося в конце пути своего наступления.

Концентрическое вторжение Фридриха Великого в Богемию в 1757 г. не имело целью объединить фронтальное наступление с наступлением на стратегический тыл, – по крайней мере, это никак не составляло главной его задачи, как мы более подробно разъясним это в другом месте. Во всяком случае ясно, что не могло быть и речи о предварительном соединении его сил в Силезии или в Саксонии до этого вторжения, ибо в таком случае он лишился бы всех выгод внезапности.

Когда союзники планировали вторую часть похода 1813 г., они при значительном материальном превосходстве могли уже думать о нанесении удара главными силами по правому флангу Бонапарта, а именно – на Эльбе, чтобы таким путем перенести театр военных действий с Одера на Эльбу. Неудачу, которую они потерпели под Дрезденом, следует приписать не их общим предначертаниям, а ряду допущенных ими стратегических и тактических промахов. Под Дрезденом они имели возможность сосредоточить 220000 человек против 130000 Бонапарта – соотношение сил безусловно для них благоприятное (под Лейпцигом оно выражалось в цифрах 285:157). Правда, Бонапарт, приняв своеобразную систему обороны на одной линии, слишком равномерно распределил свои силы (в Силезии 70000 против 90000, в Бранденбурге – 70000 против 110000), но во всяком случае ему было бы трудно, не уступая Силезии, сосредоточить на Эльбе такие силы, которые были бы в состоянии нанести решительный удар главной неприятельской армии. Точно так же союзники легко могли продвинуть к Майну войска, состоявшие под начальством Вреде, и попытаться отрезать Бонапарту дорогу на Майнц.

С развитием кампании 1812 г. русские имели основание направить свою Молдавскую армию на Волынь и Литву, чтобы позже двинуть ее в тыл главной французской армии, ибо не могло быть ни малейшего сомнения, что Москва окажется кульминационной точкой операционной линии[149] французов. За Россию, лежавшую по ту сторону Москвы, в продолжение этого похода нечего было опасаться; поэтому русской главной армии не было никаких оснований считать себя слишком слабой.

Та же форма группировки вооруженных сил лежала в основании первоначального, составленного Пфулем, оборонительного плана, согласно которому армия под начальством Барклая должна была отойти в Дрисский лагерь, а армия Багратиона – наступать на тыл главных сил французов. Но какая разница между этими двумя моментами. В первом (хронологически – Ред.) французы были втрое сильнее русских; во втором – русские были заметно сильнее французов. В первом – французская армия имела силу напора, которой хватило до самой Москвы, на 80 миль дальше Дриссы; во втором – она уже не была в состоянии продвинуться хотя бы на один переход дальше Москвы; в первом – линия отступлений до Немана не превышала 30 миль, во втором – она достигала длины 112 миль. То же воздействие на путь отступления противника, которое во второй момент оказалось таким успешным, было бы непростительной глупостью в первом.

Так как воздействие на путь отступления, не являющееся простой демонстрацией, заключается в действительном наступлении с тыла, то об этом можно было бы еще многое сказать; однако это будет более уместно отнести в часть труда, посвященную наступлению.

Прерывая на этом наше рассмотрение, мы довольствуемся указанием тех условий, при которых может иметь место этот вид реакции.

Обычно под намерением принудить неприятеля к отходу угрозой его пути отступления разумеют скорее простую демонстрацию, чем действительное осуществление. Если бы в основе каждой демонстрации, дающей нужные результаты, непременно должна была лежать полная осуществимость подлинного действия, как это представляется естественным на первый взгляд, то все условия, необходимые для успеха демонстрации, должны были бы совершенно совпадать с условиями, требуемыми для подлинного действия. Однако на деле это не так; в главе, посвященной демонстрациям, мы увидим, что эти последние связаны с несколько иными условиями, и отсылаем к ней читателя.

Глава XXV. Отступление внутрь страны

Мы рассматривали добровольное отступление внутрь страны как особенный косвенный вид сопротивления, при котором неприятель должен погибнуть не столько от нашего меча, сколько от собственного напряжения. При этом или вообще не предполагается никакого генерального сражения, или же срок его откладывается до того времени, когда неприятельские силы окажутся уже значительно ослабленными.

Продвижение наступающей армии связано с потерей сил из-за самого продвижения; это будет обстоятельно рассмотрено в седьмой части, но здесь мы должны предвосхитить вывод; последнее для нас тем легче, что в военной истории ясно об этом свидетельствует каждая кампания, в течение которой имело место значительное продвижение.

Такое ослабление наступающего по мере его продвижения развивается усиленным темпом, если противник не побежден, а отходит добровольно со своими несломленными, сохраняющими свежесть войсками, но заставляет оплачивать кровью каждую пядь земли постоянным, строго размеренным сопротивлением, так что движение наступающего вперед является непрерывным пробиванием себе дороги, а не одним лишь преследованием.

С другой стороны, потери, которые несет при отступлении обороняющийся, будут гораздо сильнее, если он отходит после проигранного сражения, чем если он это делает добровольно. Ибо если бы он и был в состоянии оказывать преследующему тот ежедневный отпор, на который мы рассчитываем при добровольном отступлении, то терпел бы еще урон, связанный с отступлением, вследствие чего соответственно нарастали бы потери, понесенные им в сражении. Но как неестественно это предположение! Лучшая в мире армия, когда она бывает вынуждена отступать в глубь страны после проигранного сражения, понесет при этом совершенно несоразмерные потери, а если значительное превосходство находится на стороне противника, что обыкновенно бывает в таких случаях, и он с большой энергией поведет преследование, что почти всегда наблюдалось в последних войнах, то все шансы за то, что произойдет подлинное бегство, и в результате его армия обычно окончательно погибает.