Русская война 1854. Книга пятая - Антон Дмитриевич Емельянов

Спасибо шпиону Зубатову за идею.

— Сможешь? — объяснил я Максиму свой план, и тот сразу же закопался в обшивку.

Мне с простреленной рукой физические упражнения не потянуть, так что ему придется самому найти нужные канаты, зацепить их тем же пистолетом, надавить и… Внутри «Несушки» что-то противно хрустнуло, а потом две пустые ракеты отвалились от нас и закувыркались в воздухе.

— Нашел! — Максим высунулся наружу, весь в масле.

— Молодец, — я немного выдохнул. — Тогда готовься сбрасывать следующие, как только выгорят.

Закончив с ним, я подполз немного поближе к сиденью пилота, чтобы Ростовцеву было проще разобрать, что я говорю.

— Как слушается?

— Нормально. Рули тяжело ходят, но силы мне хватит.

— Реку видишь?

— Там не река. Вернее, река, но она переходит в озеро.

Ильмень — именно в него впадает Волхов… Я выругался про себя. На реку садиться было бы проще — когда лес с двух сторон, то можно не бояться сильного ветра. А вот на просторе озера…

— Ветер сильный? — я постарался приложить все возможные усилия, чтобы мой голос не изменился. Все нормально, все так и задумано, у Ростовцева даже мысли не должно появиться, что перед ним стоит одна из сложнейших задач в авиации.

— Непонятно, — ротмистр говорил с натугой, словно в голос отдавались все те силы, что он вкладывал в удержание рукояти тангажа. — Приборы не работают, а на скорости ничего не понятно.

— Как увидишь рябь, сразу говори, — предупредил я и быстро рассказал свой план.

Если хватит топлива и скорости, то, пусть и придется развернуться, садиться будем против ветра. Рассчитаем километр-полтора на торможение, чтобы остановиться не очень далеко от берега. Что еще из важного? Я судорожно пытался вспомнить все, что когда-либо слышал про посадки на воду. Увы, тут у меня опыта было немного: всего одна книга пилота рейса Таллин — Москва в 1963 году. Тогда Виктор Яковлевич Мостовой посадил Ту-124 прямо на Неву чуть за мостом Александра Невского.

Вспоминай! Если ветер и течение ведут в разные стороны, то ветер важнее, садимся против него. Это учли. Что еще? Обязательно убрать шасси! Если на большом самолете они еще могут сыграть роль дополнительного тормоза, не сильно повредив при ударе о воду общую конструкцию, то с размерами «Несушки» нас обязательно просто перевернет.

Я приказал Максиму заняться еще и подъемом шасси — все равно он торчал внутри корпуса. Что еще? Включить на мгновение до посадки двигатели на реверс? Это, увы, не наш случай. Как и возможность выдерживать скорость на 10–15 километров в час выше минимума — будем садиться как получится.

— Григорий Дмитриевич, ветер от берега, — доложил Ростовцев и без лишних вопросов начал заходить на дугу.

Как же странно тянется время. Сколько мы уже в воздухе? Секунд 20… Вторые ракеты уже погасли, третьи работали на последнем издыхании, но их должно было хватить, чтобы завершить маневр. Не успел я порадоваться, что все идет хорошо — и с топливом, и с тем, что направление ветра так заранее засекли — как внизу мелькнула поверхность Ильменя, и я увидел не рябь, а самые настоящие волны. Неудивительно, что Ростовцев так скоро их разглядел! Вот только с волнами речные правила посадки уже не работали.

Тут скорее нужно было полагаться на морской опыт. Садиться перпендикулярно направлению волны, то есть параллельно гребню. Я сам до конца не понимал, откуда всплыло это воспоминание… Рядом еле слышно молились Ростовцев и Максим, каждый своему богу. Молились, но ни на секунду не прерывали свое дело. Нам всем сейчас было очень страшно, но сдаваться нельзя!

— Меняем направление! — крикнул я Ростовцеву и изобразил руками глиссаду посадки параллельно волне. — Спускайся медленно, а когда я скажу, выравнивайся!

— Так точно! — отозвался ротмистр, а я, придержав онемевшее плечо, вслед за Максимом закопался во внутренности самолета.

Из плюсов: в таком положении если и тряхнет, то не очень сильно. Из минусов: я видел только край дырки от шасси, и ориентироваться, сколько там до воды, было непросто. Это еще ладно, Ростовцеву из рубки уже скоро совсем ничего видно не будет.

— Еще! Еще! — кричал я, пытаясь не пропустить момент.

Волны коварны: кажется, до них еще далеко, а потом цепляешь их носом, и если не успел заранее выровнять самолет — без шансов.

— Ракеты догорели, все сбросил, — на мгновение рядом со мной показалась голова Максима.

— Теперь залезь куда-нибудь и держись! Изо всех сил! — предупредил я.

И снова следить за волнами. Как же быстро, кажется, мы летим…

— Выравнивай! — крикнул я и тоже изо всех сил вцепился в одну из несущих стоек.

— Так точно! — успел проорать Ростовцев, и через мгновение брюхо самолета врезалось в воды озера.

Что-то захрустело и застонало — надеюсь, не я.

Треск, брызги, затекающая в корпус вода… Я медленно приходил в себя после удара, и все звуки доходили как через вату. Впрочем, я все равно чувствовал, как мы мчимся по поверхности озера. «Несушка» выдержала, не развалилась, более того, Ростовцев даже умудрился опустить задравшийся было нос. Волны пытались завалить нас налево, но при нашей скорости это почти не ощущалось.

— Как на взлетную полосу! Ничуть не сложнее! — с места пилота донесся крик Ростовцева.

— Все тело в синяках, — рядом пожаловался Максим. — Надо было слушать деда и идти пахать землю. Целее был бы!

Я не выдержал и расхохотался. Истерика… Мы не должны были выжить, а выжили! И более того, все целы! Меня немного потряхивало: адреналин начал отступать, и рана в плече дала о себе знать, поглотив сознание болью и усталостью. Остальное я помнил уже урывками. Как меня достали из самолета, как Ростовцев и Максим вместе дотащили меня до берега и обработали рану. Молодцы, догадались захватить из самолета аптечку.

— Обоим зачет по летной подготовке, — пошутил я, но мои спасители радостно заулыбались.

— Нас уже заметили, — принялся тараторить Ростовцев, увидев, что я на время пришел в себя. — «Киты» рядом. Скоро поднимем вас, и уже кто-то поопытнее вас заштопает. Как новенький будете.

— Жалко, что Зубатов ушел, — немного невпопад ответил я. — Тогда бы вообще все идеально было, а так… Какие еще козни он сможет нам устроить?

— Не сможет он ничего, — неожиданно зло возразил Максим. — Николай