Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

Фрондеры не смогли объединиться и поддерживать мятежи, несмотря на то, что держатели купленных должностей были заинтересованы в ограничении королевской власти. Хотя фрондеры и начали восстание, обладая военным перевесом и стратегическими преимуществами, они потерпели поражение потому, что короне удалось договориться с некоторыми своими оппонентами и тем самым изолировать, а затем и разбить оставшихся бунтовщиков (Moote, 1971, с.316-354; Kettering, 1978, с.277-297).

Майкл Манн ошибается, когда пытается объяснить разные результаты гражданской войны и Фронды, преувеличивая якобы существовавшее военное превосходство монархов. Он утверждает, что французские короли командовали армиями, которые могли быть обращены как на внутреннего, так и на внешнего врага, в то время как английские монархи сконцентрировали свои военные капиталовложения на строительстве флота, что более пристало островному королевству (1986, с.478). На самом деле обе стороны в обеих странах во время гражданских войн были способны поднять армии, достаточные для победы своих оппонентов. Французские фрондеры проиграли по той же причине, что и английские роялисты: их бросили жизненно важные союзники, нейтралы примкнули к врагам, и они потеряли способность собирать налоги или брать займы на поддержание своего дела. Таким образом, чтобы понять поражение фрондеров, мы должны объяснить, почему некоторые провинциальные элиты порвали со своими соратниками-аристократами и подчинились короне, тем самым обеспечив ее армиями и финансовыми ресурсами, необходимыми, чтобы пересилить фрондеров.

Окончательное поражение Фронды продемонстрировало, что, хотя короне и не удалось организовать постоянный и надежный приток средств от платных чиновников, продажность должностей расколола общенациональные оппозиционные коалиции. Столетие продажи административных постов ослабило прямые сеньориальные связи между землевладельцами и крестьянами (см. шестую главу). Даже те дворяне, которые получали большую часть доходов с крестьян в виде ренты, обнаружили, что их права на землю и прибыль с нее зависят от чиновников. Французские светские феодалы никогда не смогли установить прямое господство над крестьянами, связанными с конкурирующими феодальными элитами[148].

Французские классовые отношения в аграрном секторе оставались определяющей феодальной чертой регулирования множественных элит и получения прибыли с сельскохозяйственного производства. Абсолютистские стратегии французских монархов ослабили контроль духовенства и магнатов над землевладением, и одновременно помогли новым элитам, в первую очередь парламентским и судейским, вмешаться в отношения землевладельцев и арендаторов. В отличие от ситуации с единственным классом землевладельцев в Англии, несколько французских элит сталкивались друг с другом по поводу прав сбора налогов и ренты от крестьян. После 150 лет манипуляций короны с провинциальными элитами и реорганизации власти аристократов уже внутри системы продажных постов власть каждой элиты стала зависеть от королевских пожалований «привилегий, которые можно было интерпретировать по-разному и которые определялись по желанию короля» (Beik, 1985, с.219).

Как только фрондеры отвергли предложения короны о регуляции привилегий, провинциальным фракциям пришлось самим улаживать дела со своими пересекающимися полномочиями. В результате более слабые элементы из коалиции фрондеров гораздо меньше нажились на соперничестве со своими провинциальными противниками, чем было бы, если бы они подчинились короне и интендантам. Чиновники и дворяне, чье положение корона установила лишь недавно и которые не были клиентами или союзниками ведущих фрондеров, меньше всего были готовы присоединиться к Фронде или же быстро покидали общий фронт бунтовщиков (Kettering, 1978; 1982, с.294-304; Moote, 1971; Bonney, 1978, 1981).

У фрондеров были свои основания враждовать и друг с другом. Так же как стратегия продаж должностей не смогла примирить провинциальные элиты, она перекрыла путь к образованию общего фронта дворян, находившихся в оппозицию к королевскому двору. Неспособность французских провинциальных элит действовать как класс, продемонстрированная их внутренними конфликтами по поводу привилегий, подтвердила их неудача в подавлении массового крестьянского сопротивления во время Фронды. Коронная стратегия продаж уменьшила возможности феодалов собирать ренты и осуществлять военное принуждение над крестьянами, заменив все это налогами, введенными непосредственно государством и собираемыми при помощи продаваемых служб. И когда крестьяне стали бунтовать против налогов и короны под прикрытием Фронды, фрондеры потеряли свои доходы со сбора налогов. Фрондеры имели мало денежных запасов и не могли содержать частные армии, способные победить и корону, и крестьян-бунтовщиков. В конце концов Конде был вынужден запросить мира, так как его партия разорилась (Parker, 1983, с.95-117). Монарх же, напротив, смог найти деньги у крупных финансистов, чьи капиталовложения в королевский долг требовали от короны господства над провинциями для будущей выплаты. Финансисты передали короне достаточно, чтобы продолжить борьбу и победить фрондеров (Bonney, 1981, с.213-214, 228-241; Parker, с.95-117).

Неспособность фрондеров поддержать вооруженное сопротивление короне или подавить крестьянские мятежи объяснялась учреждением системы продажных должностей и манипуляциями с ними, в результате которых силы различных элит сплавились в одну государственную структуру. «Правители не могли оторвать подвластные им области от большой политики, потому что их полномочия опирались на систему разделения власти и лестницы привилегий, на самом верху которой находился монарх. Без короля не было бы иерархии власти и „разделения труда“ среди них. Однако не существовало оснований и для королевского «государственного переворота», так как король опирался на своих социальных союзников в каждой провинции и не имел для них замены» (Beik, 1985, с.219). Бюджетный кризис начала XVII в. показал пределы власти короны над провинциальным дворянством, точно так же как Фронда продемонстрировала, что аристократы и платные чиновники не могут образовать единый класс в рамках абсолютистского государства. Политическое урегулирование, достигнутое после окончания Фронды, не было победой монарха над аристократией или государственных бюрократов над гражданским обществом, а адаптацией ранее независимых феодальных элит в рамках единой государственной структуры.

Контраст между итогами французской Фронды и английских революции и гражданской войны показывает предсказательную и объяснительную ограниченность трех теоретических концепций, представленных ранее в этой главе. Английская революция действительно была конфликтом между государственной элитой и джентри, чьи интересы определялись новой монополией на контроль над аграрным производством. В этом столкновении военные и административные возможности, на которых делают акцент теоретики государственно-ориентированного подхода, оказываются меньшими, чем способность джентри преследовать свои интересы относительно крестьянства, не прибегая к королевским и государственным пожалованиям власти. Даже когда парламент и джентри раскололись на соперничающие фракции во время гражданской войны, Карл I не смог найти достаточно союзников для победы ни среди джентри, ни среди лондонских купцов или сельских. Король оказался столь нежеланным союзником, потому что он не был нужен для поддержания или расширения экономической силы ни одной из элит. Королю не хватало ресурсов, чтобы поддержать сеть патроната,