1356 - Бернард Корнуэлл

Робби улыбнулся, услышав эту церковную латынь.

— Ты освобождаешь меня, — произнес он устало, — позволяя мне стать свободным и нищим.

— По-прежнему играешь?

Робби кивнул.

— И проигрываю.

— Что ж, ты свободен. И благодарю тебя.

— Благодаришь?

— За то, что ты сделал сегодня ночью. А теперь мне нужно повидаться с Дженни.

Робби смотрел, как Томас пошел к двери.

— Так что же мне делать? — выпалил он.

— Выбор за тобой, Робби. Ты свободен. Больше никаких клятв, — Томас задержался в дверях, увидел, что Робби не собирается отвечать, и вышел. Корова подняла хвост и наполнила хлев зловонием.

Скалли распахнул дверь.

— Они чертовы англичане, — запротестовал он.

— Да.

— Но все же это была добрая драка, — сказал Скалли и расхохотался. — Один сукин сын попытался отсечь топором мою ногу, а я перепрыгнул через оружие этого ублюдка и засунул меч ему в глотку, а он просто уставился на меня, я дал ему поразмыслить об этом чуток, а потом отпихнул.

Черт дери, ну и звук он издал! Думал, он призывает свою мамочку, но какой от этого толк, когда в глотке торчит меч Дугласа, — он снова захохотал. — Так и есть, на редкость добрая драка, но за англичан?

— Мы дрались за Женевьеву, — объяснил Робби, а она француженка.

— Эта тощая сучка? Вполне миленькая, но я люблю помясистее. Так что будем делать? Что случилось с чертовым рыбаком?

Робби грустно улыбнулся.

— Не думаю, что отец Маршан позволит нам вернуться.

— В любом случае, это была потеря времени. Всё это валяние дурака ради придурочного священника с волшебной птицей, — Скалли нагнулся, поднял пучок соломы и вытер им лезвие своего меча. Кости, вплетенные в его волосы, звякнули, когда он склонился над оружием. — Так мы уезжаем? — спросил он.

— Уезжаем?

— Иисусе! Чтобы присоединиться к нашему господину, конечно!

Он имел в виду лорда Дугласа, дядю Робби.

— Этого ты хочешь? — спросил Робби тихо.

— А чего ж еще? Мы пришли сюда, чтобы выполнить свою чертову работу, а не валять дурака с проклятым рыбаком.

— Я поговорю с Томасом, — произнес Робби, — уверен, он даст тебе лошадь. И деньги.

— Господин захочет, чтобы и ты вернулся.

— Я дал клятву, — сказал Робби, а потом вспомнил, что Томас только что освободил его от обязательств. Теперь он мог сам выбирать свою судьбу. — Я остаюсь, Скалли.

— Остаешься?

— Ты можешь отправиться к моему дяде, но я останусь здесь.

Скалли нахмурился.

— Если ты останешься с этим парнем, — он махнул рукой в ту часть дома, куда, как он полагал, ушел Томас, — значит, когда мы встретимся в следующий раз, мне придется тебя убить.

— Да, придется.

Скалли сплюнул в сторону коровы.

— Я сделаю это быстро. Без обид. Ты поговоришь с ним о лошади?

— Да, и попрошу дать тебе монет на путешествие.

Скалли кивнул.

— Звучит справедливо — ты остаешься, я уезжаю, а потом я тебя убью.

— Да, — ответил Робби.

Он был свободен.

Отец Левонн, к своему изумлению, обнаружил пару сапог в сундуке, что стоял в маленькой комнате наверху.

— Фермер сбежал, — сказал он, наблюдая, как Роланд пытается натянуть сапоги, но мы можем оставить ему денег. Подошли?

— Подошли, — отозвался Роланд, — но мы не можем их украсть.

— Оставим столько денег, сколько они стоят, — предложил отец Левонн. — Поверь, это французский фермер, он предпочтет золото вместо сапог.

— У меня нет денег, сказал Роланд, — точнее, мои деньги остались в замке.

— Томас заплатит, — ответил отец Левонн.

— Правда?

— Конечно. Он всегда платит.

— Всегда? — поразился Роланд.

— Бастард, — терпеливо объяснил отец Левонн, — живет в английской Гаскони. Ему нужно зерно, сыр, мясо и рыба, чтобы прокормиться, ему нужно сено и вино, и если он будет все это красть, то крестьяне не будут его любить.

Они выдадут его Берату или Лабруйяду, или любому другому лорду, который рад будет прибить его череп к своему дому, так что Томас должен быть уверен, что они признательны ему. Он платит. Большинство лордов не платит, так кто, как ты думаешь, более популярен?

— Но… — начал Роланд, а потом запнулся.

— Но?

— Бастард, — произнес Роланд озадаченно, — эллекен?

— А, так ты думаешь, что они — порождение дьявола? — рассмеялся отец Левонн. — Томас христианин и даже, смею сказать, добрый христианин. Он сам в этом не уверен, но действительно старается.

— Но он отлучен от церкви, — напомнил Роланд.

— За то, что ты сам сделал — за спасение жизни Женевьевы. Может, тебя отлучат следующим? — отец Левонн увидел ужас в глазах Роланда и попытался успокоить его.

— Есть две церкви, сир, — сказал он, — и я сомневаюсь, что Господь обращает какое-нибудь внимание на то, что кто-то отлучен от одной из них.

— Две? Есть только одна церковь, — заявил Роланд. Он уставился на священника, как будто тот и сам был еретиком. — Credo unam, sanctam, catholicam et apostolicam Ecclesiam, — сухо произнес он.

— Еще один солдат, говорящий на латыни! Ты и Томас! И я тоже верую в единую святую католическую апостольскую церковь, сын мой, но эта церковь двулика, как Янус. Одна церковь, два лица. Ты служил отцу Маршану?

— Да, — промолвил Роланд с некоторым смущением.

— А кому служит он? Кардиналу Бессьеру. Кардиналу Луи Бессьеру, архиепископу Ливорно и папскому легату при дворе короля Франции. Что ты знаешь о Бессьере?

— Он кардинал, — сказал Роланд, явно не зная ничего больше.

— Его отец торговал салом в Лимузене, — объяснил отец Левонн, — а юный Луи был смышленым мальчиком, и у его отца было достаточно денег, чтобы дать сыну образование, но какая участь ждет в этом мире сына торговца салом?

Он не может стать лордом, не родившись, как ты, обладая привилегиями и титулом, но всегда остается церковь. Человек может пойти очень далеко в нашей святой католичекой апостольской церкви.

Не важно, что ты родился в канаве, если у тебя есть неплохие мозги, и сын торговца салом может стать церковным иерархом, так что церковь притягивает всех этих смышленых мальчишек, а некоторые из них, как Луи Бессьер, еще и амбициозны, жестоки, жадны и беспощадны.

Итак, одно лицо церкви, сир, это наш нынешний Папа. Хороший человек, немного унылый, немного слишком приверженный канонам, но человек, который пытается вести себя так, как бы вел себя Христос в этом порочном мире. А второе лицо — это Луи Бессьер, злой человек, который больше всего на свете желает стать Папой.

— Потому он и ищет Злобу, — тихо промолвил Роланд.