Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас

в еврейскую среду, потому что главные меры имперских чиновников касались только обучения мальчиков, но не девочек. В то же самое время русский язык должен был стать и «синагогальным» языком евреев. При этом попытки, как и планы, повлиять на религиозность еврейского населения были более осторожными по сравнению с теми же мерами в отношении других недоминирующих групп, также принадлежавших к «иностранным исповеданиям» (учреждение народных школ, где дети обучались только общим предметам, означало, что религиозное образование было оставлено в руках меламедов). Планы Я. А. Брафмана, связанные с миссионерской деятельностью среди евреев, как известно, не получили серьезной поддержки имперских властей. Поэтому политику имперских властей по отношению к евреям, особенно учитывая доминировавшую тогда конфессиональную парадигму, правильнее назвать стремлением к аккультурации, усилившимся после 1863 года по сравнению с более ранним периодом, но ни в коем случае не ассимиляцией. Порог «отверженной ассимиляции» в случае с евреями был очень высок[1003].

Однако уже в 1860-х годах в недрах местной царской бюрократии возникали идеи о новых подходах к решению «еврейского вопроса». Как показывает изменение взглядов попечителя Виленского учебного округа И. П. Корнилова, уже с середины 1860-х годов в среде местной бюрократии Северо-Западного края наметился отход от активной политики, направленной на «слияние» евреев, и все чаще звучала мысль, что для решения этого вопроса нужно «заботиться о возвышении уровня народного образования собственно русских». То есть евреи должны ждать, пока вырастет образованность русских. Конечно, не все местные чиновники придерживались таких взглядов. Виленского генерал-губернатора А. Л. Потапова (1868–1874), охотно употреблявшего термин «русские граждане Моисеева исповедания», конечно, нельзя причислить к группе работавших в Виленском учебном округе юдофобов, взгляды которой выражал И. П. Корнилов. Но в отличие от политики по отношению к литовцам «еврейский вопрос» не мог решаться в пределах Северо-Западного края, а центральные власти созрели к применению сегрегационных мер по отношению к евреям только в 1880-х годах.

Раздел III. Старые и новые вызовы после революции 1905 года

В исторической литературе политика, которую власти проводили на западных окраинах империи после революции 1905 года, изучена гораздо менее, чем политика периода, последовавшего за подавлением восстания 1863–1864 годов. Такая ситуация связана с тем, что в постреволюционный период имперские власти гораздо меньше экспериментировали и приняли незначительное количество решений, связанных с национальной политикой, при этом общественная жизнь в рассматриваемый период была гораздо более интенсивной, и, как правило, внимание исследователей привлекает именно она.

До конца XIX века, с точки зрения властей, основным врагом на западных окраинах империи все еще были поляки, однако на рубеже XIX–XX веков появляются влиятельные чиновники, например виленский генерал-губернатор Петр Дмитриевич Святополк-Мирский (1902–1904 годы; в 1904–1905 годах министр внутренних дел), которые иначе представляли «этническую иерархию» врагов империи. В мае 1904 года, обобщая результаты своей работы на посту виленского генерал-губернатора, П. Д. Святополк-Мирский писал, что власти должны продолжать вести борьбу с польским влиянием и прежде всего не допустить полонизации неполяков-католиков (белорусов и литовцев), и предложил дифференцировать польское общество. Нелояльными П. Д. Святополк-Мирский считал только поляков, живущих в городах, при этом поляки-помещики – группа «более спокойная, более трезвая, представляется и большей опорой для правительства», и при этом он отмечал, что, «хотя в настоящее время антиправительственная и, в частности, революционного характера деятельность среди поляков не прекратилась, но интенсивность этой деятельности бледнеет по сравнению с таковой в еврейской среде»[1004].

Часть политической элиты империи изменила точку зрения на поляков и по причине международной конъюнктуры. После того как в конце XIX века Германия, Австро-Венгрия и Италия сформировали Тройственный союз, негативная политика в отношении Польши[1005], существовавшая с начала XVIII века, потеряла актуальность, и часть высокопоставленных чиновников (например, варшавский генерал-губернатор Павел Андреевич Шувалов) предупреждали, что дискриминация поляков в Российской империи подтолкнет последних к поддержке Тройственного союза, поэтому политику в отношении поляков необходимо менять[1006]. Такие перемены в «иерархии врагов» империи стали еще более ощутимы во время революции 1905 года.

Изменившаяся неформальная «иерархия врагов» была одной из значимых, но не единственной причиной, заставлявшей правящую элиту империи рассматривать возможности изменения стратегии интеграции окраин. Часть бюрократов в конце XIX – начале XX века признавали, что политика, проводившаяся после подавления последнего восстания, не то что не принесла ожидавшейся пользы, но привела к результатам, противоположным надеждам властей. Чиновники осознавали неэффективность не только политики по отношению к полякам, но и политики запрета традиционной литовской графики[1007]. Несомненно, важна была и общая либерализация режима, вызванная и поражением в войне с Японией, и революцией 1905 года.

Одна из первых попыток предложить альтернативу ранее проводимой политике была предпринята П. Д. Святополк-Мирским – он предлагал изменить политику в отношении нерусского населения[1008]: польских дворян следует не изолировать от работы в различных государственных учреждениях, но вовлекать в нее и таким образом способствовать совместной работе поляков и русских. То есть П. Д. Святополк-Мирский предлагал заменить политику сегрегации политикой интеграции. Совместная деятельность поляков и русских, по мнению генерал-губернатора, будет полезна для интеграции Северо-Западного края. Признавал П. Д. Святополк-Мирский и непродуктивность политики в отношении литовцев. Он считал, что необходимо смириться с существованием литовского этнокультурного сообщества[1009]. Конечная же цель политики в отношении католиков-белорусов должна была оставаться прежней – переход в православие (то есть полная ассимиляция), но при использовании совершенно других методов. Одним из важнейших принципов должно было стать отсутствие дискриминации католической церкви, поскольку, проводя политику дискриминации, «правительство, без сомнения, будет лишь отдалять от себя католических белорусов, которые, чуждаясь русского, в конце концов могут примкнуть к полякам, при этом примкнуть совершенно сознательно и во всей своей массе»[1010]. На основе именно такой логики в 1905 году были изменены многие правовые акты, регулирующие образование и религиозную жизнь недоминирующих этнических групп, а также порядок приобретения представителями этих групп земли. Прежде чем перейти к рассмотрению национальной политики, проводившейся империей в Северо-Западном крае в отношении поляков, литовцев и белорусов-католиков, нам необходимо выяснить, каким образом имперские чиновники идентифицировали эти группы, проще говоря, кто, по мнению представителей власти, был поляком, литовцем, русским и так далее[1011].

В поздний период существования империи категоризация подданных приобрела гораздо более широкий масштаб по сравнению с более ранними периодами. Революция 1905 года заставила имперские власти не только пойти на уступки нерусским националистам, но и защищать интересы русского населения. Поэтому наряду с традиционными областями (землевладение и государственная служба), в которых подданные категоризировались по национальной принадлежности и раньше, появились новые области (выборы в Государственную думу и земства, школы), требовавшие установления государственными учреждениями индивидуальной принадлежности лиц к той или иной национальной группе.

Категоризация