Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

тогда лично я обычно спасался бегством, благо в наш, соседний со школьным двор враги заходить не рисковали. Однако в четвертом и пятом классах я помню несколько драк класс на класс, когда хочешь не хочешь, а приходилось принимать участие в общей потасовке. Домой после этого я приходил с синяками, потому что драться не любил и не умел.

В четвертом классе нашим классным руководителем стала молодая учительница русского языка и литературы Ольга Петровна Фишер. Она привила нам любовь к чтению и поэзии и как учитель оставила о себе самые лучшие воспоминания. Ольга Петровна проработала в 330-й школе более пятидесяти лет, долго была ее директором, и мы встречались спустя много лет на различных годовщинах нашего выпуска. На 120-летнем юбилее школы в 2000 году она была уже сильно постаревшая, но все с тем же молодым, удивительно родным голосом. При этом меня поражало, что она помнила мою мать и всегда без ошибки называла ее по имени и отчеству.

С Ольгой Петровной у меня был связан весьма постыдный для меня инцидент. По-моему, в пятом классе мне надоело учиться, и я «загулял». Возможно, такой период разной длительности случается у многих. У меня он продолжался почти целую неделю. Что-то не ладилось со школьными занятиями, и я каждое утро, собрав портфель и выйдя из дому, садился на метро и ехал на Арбат, где было много разных магазинов и киношек. Там я проводил весь день до конца уроков. Как-то вечером в конце «загульной» недели, когда я сидел за столом и делал вид, что готовлю домашнее задание, раздался звонок в дверь, и я с удивлением и оторопью увидел в передней Ольгу Петровну. Думаю, что она заранее сговорилась с моей мамой, потому что они обе разыграли целый спектакль. Ольга Петровна объяснила, что она пришла посмотреть, как живет один из ее учеников. Мама сказала, что он живет хорошо и тщательно готовится к урокам, на что Ольга Петровна заметила, что «вот только болеет очень много». Мама сделала удивленные глаза и ответила, что я, к счастью, давно ничем не болел. «Как же так? – спросила Ольга Петровна, – ведь я уже неделю не вижу его на уроках». Обе строго посмотрели на меня. Я готов был провалиться сквозь землю. Врать было бесполезно, да и никакого правдоподобного вранья мне в голову не приходило. Пришлось сознаваться во всех грехах и каяться, обещая, что больше такого не повторится. Меня условно простили и разрешили идти в школу, взяв с меня торжественное обещание, что я буду усиленно заниматься и нагоню класс по всем предметам. Не исключено, что этот визит к нам домой и знакомство с мамой запомнились и Ольге Петровне, что объясняет ее память о моей матери, одной из тысяч матерей ее учеников.

В старших классах нами руководил Павел Ефимович Халдей, тоже преподаватель литературы, и ему большинство из нас должны быть благодарны за отличные отметки за сочинение на вступительных экзаменах в институты. Так, как учил нас Халдей, мало кто учил в советских школах. Нет, он не рассказывал нам о запрещенных книгах и писателях, но классическую русскую литературу все, кто учился у Павла Ефимовича, знали отлично. Он приучил нас составлять сложные «тезисные» планы сочинений, которые высоко ценились на вступительных экзаменах, и заставлял читать произведения классиков в оригиналах, а не по отрывкам, помещенным в учебнике литературы. Кроме того, он научил нас думать и составлять собственное мнение о прочитанном, что было большой редкостью в советской школе, где многое было основано на разрешенных Мосгороно штампах. Кстати, Павел Ефимович был не только однофамильцем, но и родственником знаменитого фотокорреспондента времен Великой Отечественной войны Евгения Халдея.

Из других учителей мне запомнился преподаватель истории Александр Петрович (к сожалению, я не помню его фамилию), благодаря которому я полюбил этот предмет на всю жизнь. Конечно, история, которую нам преподавали в школе, была далека от настоящей, но Александр Петрович и то, что было разрешено, преподносил очень занимательно. Он был человеком средних лет, всегда аккуратно одетым, с седеющей головой и внимательными, умными глазами. Спрашивая заданный на дом урок, он очень любил, когда ученик добавлял от себя какие-нибудь сведения, которых не было в учебнике, и ставил за это пятерку с плюсом.

Очень хорошо был поставлен в нашей школе английский язык. Англичанка Ада Павловна не только учила нас английской грамматике и правописанию, но пыталась заставить нас разговаривать по-английски, для чего устраивала английские вечера, на которых ставились короткие пьесы на английском языке с настоящими декорациями и в костюмах, за которыми мы ездили на центральный театральный склад где-то в районе театра «Эрмитаж». Мне запомнилась сцена из комедии «Трое в одной лодке» Джерома К. Джерома, где мы с Колей Макаровым и Васей Поляковым играли главные роли. Начав заниматься языком дома до школы и имея маму-преподавателя английского, я вначале был на голову выше почти всех своих сверстников. Я без труда получал отличные отметки по английскому и вообще не готовил домашних заданий. Довольно скоро это сказалось: лучшие наши ученики обогнали меня, а проблемы с орфографией свели меня на весьма средний уровень. Единственно, что осталось, – это хорошее произношение, привитое мне с раннего детства. Оно долго позволяло мне получать хорошие отметки за чтение и устные ответы. Скоро я понял, что без постоянных занятий я окажусь в хвосте класса, и стал усиленно заниматься сам, а потом даже ходить на дополнительные платные уроки. В конечном счете я опять стал одним из лучших учеников Ады Павловны, с которой мы расстались хорошими друзьями. Приличное знание английского языка, полученное в школе, очень помогло мне в дальнейшей жизни.

Кроме английского, нас учили еще и латинскому языку, что меня тоже здорово выручило в медицинском институте. Я прекрасно помню нашу учительницу латинского Ангелину Ивановну, хотя по ее предмету у меня была стойкая тройка и я его не любил. Удивительно, но в институте латинскому языку, по которому там я уже был круглый отличник, нас учила тоже Ангелина Ивановна, но совсем другая, которая об Ангелине первой даже и не слышала.

Основные проблемы были у меня с математикой. Началось с того, что в седьмом классе я сдал нашей математичке Нине Васильевне, интересной молодой женщине армянского типа, тетрадь с контрольной, в которой я на последней странице нарисовал обнаженную женщину, очень похожую на нашу учительницу. Естественно, я сделал это не нарочно и просто забыл вырвать эту страницу. Нина Васильевна, узнав себя, была глубоко возмущена и почему-то велела прийти