Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

сценой и хорами. Там проходили школьные вечера и торжественные линейки, а в восьмом классе бывали уроки бальных танцев, которые, правда, в школьную программу не входили, но посещались нами очень активно. На эти уроки приходили девочки из соседней 334-й школы, после чего начинались телефонные звонки и совместные вечерние прогулки. Выше была учительская и какие-то подсобные помещения. В поперечной части этой «П» на первом этаже был спортивный зал, а над ним четыре этажа классных комнат, выходивших окнами в школьный двор, а дверьми – в довольно просторные коридоры, в конце каждого из которых находились туалеты. В другой ножке этой «П» на разных этажах размещались большие кабинеты химии, физики, зоологии и ботаники. Просторный школьный двор, покрытый утрамбованным шлаком, был совершенно пустым, и в нем мальчишки время от времени гоняли в футбол, поднимая тучи шлаковой пыли, после чего ноги становились черными. Почему этот двор не благоустроили – непонятно. Ведь там можно было сделать спортивные площадки, клумбы с цветами, посадить кусты и деревья, и двор тогда приобрел бы совершенно другой вид. В то время мальчики и девочки учились раздельно, и наша школа была мужской до 1954 года, когда во всех классах, кроме нашего, десятого, появились девочки.

Директором школы в первые годы моей учебы был Афанасий Трофимович Мостовой, довольно мрачный и строгий, как мне тогда казалось, человек, преподававший химию. Первый класс «А», в который я был зачислен, был на одну треть набран из ребят нашего дома. Поэтому я встретил там довольно много знакомых. Алеша Данилин, Миша Липатов, Сева Светлов, Юра Симонженков, Толя Фролов, Юра Жидков, Коля Макаров, Юра Пахомов, Олег Рыжиков, Олег Резников были моими соседями и проживали на разных этажах двенадцати подъездов огромного «чкаловского» дома. С ранней весны до глубокой осени мы бегали в школу через двор без пальто и шапок, считая это особым шиком. Наша классный руководитель Валентина Ивановна, имевшая странную фамилию Уйт, вела до четвертого класса все основные предметы, по-моему, кроме пения, рисования и физкультуры. Она была завучем школы и относилась к нам довольно строго, зато и учились мы у нее все весьма прилично. Я не помню двоечников в начальных классах, а если кто и был, то его из нашего класса быстро переводили в другие. Любимым приемом Валентины Ивановны, которым она пользовалась не столь уж редко, было дать нам на последнем уроке задание для самостоятельной работы, а затем, проверяя наши тетради, отпускать учеников домой по одному, по своему выбору, начиная с отличников. Поэтому у нас был стимул к получению хороших отметок. Я тоже в первых классах учился неплохо, правда, был не отличником, зато стойким «хорошистом». Троек не имел, но и пятерки получал в основном по поведению, по рисованию и пению. Последнее было весьма странно, так как со слухом у меня всегда было неважно, и мои занятия музыкой дома прекратились после первых же уроков. Очевидно, я брал громким голосом и старанием, что оценивал наш учитель пения. Ну а с рисованием – понятно: наверное, у меня были какие-то способности, и мой отец пытался их развить, но, сам прекрасно рисуя, он очень критически относился ко мне как к художнику, и желание рисовать дома у меня отбил. Зато в школе учитель меня постоянно хвалил, и я рисовал с удовольствием и вдохновением. Я помню, он поставил мне пять с плюсом за картину на вольную тему. Я только что прочитал «Приключение Тома Сойера и Гекльберри Финна» и нарисовал картину об их бегстве на остров. На абсолютно черном фоне горел костер, и в его свете были видны слегка окрашенные красным контуры двух фигур. Кто-то из моих соучеников удивленно спросил, за что же здесь «отлично», ведь ничего же не видно, сплошной черный цвет? Но учитель сказал: «Зато идея интересная!» Я был очень горд и с тех пор стал считаться в классе художником, поэтому решение вопроса, кому рисовать нашу классную стенгазету, не имело альтернативы.

Постоянным домашним заданием у Валентины Ивановны было изготовление альбомов к главным советским праздникам: 1 Мая, 7 ноября, Дню Победы, дню рождения Сталина. Каждому ученику нужно было купить хороший альбом, написать красивые заголовки и заклеить все страницы вырезками из газет и журналов на соответствующую тему. За эти альбомы ставили оценку, и они в большом количестве хранились в учительской. Что Валентина Ивановна делала с ними потом, одному богу известно. Думаю, что когда появилась мода на сбор макулатуры, ее и ее последующих учеников это здорово выручало.

Начиная со второго класса мы к тем же праздникам выпускали стенгазеты. В них была обязательная передовая, переписанная из какой-нибудь центральной газеты или журнала, и уголок смеха, где перечисляли учеников, пришедших в класс с грязными ушами или ногтями (до третьего класса среди нас назначались «санитары» с красным крестом на белой нарукавной повязке, которые перед занятиями проверяли уши, ногти и воротнички своих соучеников; я сам бывал на этой должности, и не один раз). Если смеяться в классе было не над чем, вырезали какую-нибудь карикатуру из «Крокодила», иногда на «кровавого» Тито, иногда на американского президента, а когда началась кампания против «плесени», изображения «стиляг» прочно заняли место в отделе школьной сатиры. Начиная с третьего класса я был бессменным редактором такой стенгазеты и так ловко научился рисовать «стиляг», что уже не пользовался журналами, а изображал их по памяти. Вообще внешний вид учеников очень занимал наших классных руководителей. Я не застал школьной формы у мальчиков. В начальных классах нас заставляли только пришивать белый воротничок к вороту темной куртки или пиджачка, а в старших каждый одевался во что хотел. Но когда кто-либо из учеников (это уже в старших классах) приходил в школу в брюках «дудочкой» или в ботинках на толстой подошве (в доме напротив школы жил сапожник, который приклеивал к обычным ботинкам толстую подошву из рифленой резины; ботинки становились невероятно тяжелыми, но зато модными), это встречало большое оживление. По инициативе «классной» собирался комсомольский актив и выносилось решение о недопустимости «плесени» в советской школе и т. д. Как правило, такому отщепенцу выносили выговор и помещали на него карикатуру в стенгазете, что и поручалось выполнить мне как редактору-художнику. Сходства оригинала с изображением не требовали, главное, чтобы у него была мерзкая рожа и обязательные «стильные» атрибуты.

Наш класс считался лучшим в школе на протяжении почти всех школьных лет. Возможно, поэтому ребята из параллельных классов не любили нас и нередко задирали на переменках и по дороге домой. Чаще мы попадались им поодиночке, и