Аспирант. Москва. 90-е - Всеволод Советский

Я и догонял. Расстояние сокращалось, да и куда он бежал? — черт знает. Ну добежал бы до кустов, а там что?..

Впрочем, все это осталось пустыми вопросами без ответов. Ответ я дал иначе. Без слов.

Беглеца я настигал бесповоротно. Без шансов для него. И когда расстояние сократилось до полутора метров, я включил форсаж. То есть резко бросил себя вперед — и четкой подсечкой под левую голень заплел ему ноги.

Типичный такой хулиганский прием футбольного защитника. В матчах арбитры за это стараются сурово карать. Но здесь не футбол, судей нет. И жестко сбитый с ног преступник мешком плюхнулся на траву.

Я про себя без обиняков называл его «преступником», хотя, конечно, формально был не прав. Но я о том не думал — прав, не прав. Когда он грохнулся, я налетел на него сверху с грозовым криком:

— Лежать! Лежать, не двигаться, тварь, руки за голову!

Вообще, в эти секунды все точно ускорилось, даже перевернулось — потом я к собственному изумлению толком не мог вспомнить суть и последовательность всего произошедшего. Помню свой ярый крик, его искаженное злобой и страхом лицо… потом провал, потом женский голос рядом, срывающийся, но решительный:

— Брось нож! Милиция! Брось! Стрелять буду!..

И задыхающийся жидкий лепет в ответ:

— Это самооборона… Я не знал! Понятия не имел… на меня набросились…

— Никто на тебя не бросался! Ты меня преследовал, я же видела! Извращенец паршивый… Мы тут на тебя и охотимся!

— Я… нет, постойте…

— Стоит хрен в спальне! — рявкнул я, не заботясь о женских ушах. — Ты письмо писал — поймайте меня, если сможете? Умнее всех, да? И что, думал, мы не догадаемся⁈

Говоря это, я уже боковым зрением улавливал спешащие к нам фигуры, слышал их топот, голоса:

— Серега, быстрей! Взяли, кажется…

Невзрачное лицо задержанного исказилось в ужасе.

— Письмо?..

— Ага! — торжествующе вскричал я. — Думал — не поймем твоих шифровок? Придурок!

— Какое письмо?.. — удивилась девушка-милиционер, но я отмахнулся:

— Это неважно! Он знает. Видите, какая рожа гнусная?

— Да уж… Он вас сильно ранил?

Теперь удивился я:

— Ранил?

И только тут сообразил, что левая рука у меня влажная и липкая какая-то, а еще через секунду увидел, что рукав повыше запястья и кисть в крови. Боли совершенно не ощущал.

— Надо же, — отметил я без эмоций.

Тут подбежали опера с криками:

— Мордой вниз! Руки за спину! Живо, с-сука! Это он?

Последний вопрос был обращен к моей невольной напарнице.

— Он самый, — устало ответила она. — Нож выхватил, вон ранил нашего.

Оружие и правда валялось рядом — складной туристический нож-универсал: клинок, ложка, вилка, открывашка, все на одной рукоятке. Как этот козлина успел его раскрыть⁈ Или открытым держал в кармане?..

— Ты как, брат? — склонился ко мне один из оперов. — Ты вообще откуда?

— Внештатник, — правой рукой я слазил в карман, достал «ксиву», показал.

— Ты смотри-ка, — удивился опер. — А как ты тут оказался⁈

— Серега! — вдруг окликнули сзади. — Все нормально. Это мой подшефный.

К нам спешил Гринев.

— О, Андрюха… — сыщик немного растерялся. — Так это твой парень… А что он тут делает⁈

— Все в норме, — повторил старлей и даже по-приятельски подмигнул коллеге. — У нас с ним небольшая спецоперация… Как видишь, успешная.

И не дав Сергею погрязнуть в расспросах, занялся мной:

— Так, что там у тебя с рукой?.. Ты смотри-ка, похоже он тебе вену зацепил… Как это случилось-то⁈

— Да сам не пойму, — признался я. — В горячке, сумбур. Боли совсем не ощутил.

— Ну, это бывает… Давай к нашим эскулапам! Срочно! Они тут на подхвате должны быть.

Разумеется, такая спецоперация не могла обойтись без медицинского сопровождения. Меня отправили к врачам — это была не «Скорая помощь», а именно бригада медиков МВД, по сути та же «Скорая», только ведомственная. Венозное кровотечение действительно имело место, мне его, конечно, вмиг остановили, все продезинфицировали, перевязали. Сделали на всякий случай противостолбнячный укол. И напоили горячим сладким чаем из термоса.

Пока все это длилось, шла оперативная суета, от которой меня избавил Гринев.

— Ты сейчас на глаза не попадайся, — шепнул он мне. — Иначе начнется наказание невиновных, награждение непричастных… Все уляжется, угомонится, а там уж ты без поощрения не останешься.

Я согласно кивнул, хотя, если честно, мне это было неважно. Я сделал главное! Все, я изменил ход жизни как надо. Спас сестру, избавил родителей от кошмара… С меня разом слетело огромное напряжение, опустошило меня. Я и ощутил себя опустевшим-не опустевшим… но мне точно стало все равно. Абсолютно неинтересно, кто этот тип, как его зовут… Хоть царь Додон. Каковы его мотивы, вообще психологический портрет? Да пропади он пропадом! Не знаю и знать не хочу. Пусть сдохнет. Или засядет навек в тюрьме. И все. А на прочее мне плевать.

Видимо, старший лейтенант уловил это мое состояние.

— Слушай! — сказал он. — Ты лучше сейчас иди-ка к себе. А я к тебе вечером загляну со свежей информацией.

И поймав мой встречный взгляд, рассмеялся:

— Да не бойся, конспирацию знаем! Никто и не прочухает, что я к тебе заходил. Давай!

И с этим напутствием я пошел домой.

По пути все отчетливее чувствовал, насколько в самом деле я разрядился при захвате маньяка. Ну просто как акуумулятор. Никаких чувств. Полнейшее равнодушие. Состояние выполненного долга. И отказ всех чувств.

Наверное, это нормально. Психология. И ничего страшного. Надо отдохнуть. Отлежаться. Попросту поспать.

Это было грамотное решение. В общаге я никого не встретил, Пети в блоке тоже не было. Меня хватило, чтобы добрести до койки, завалиться…

И провалиться в сон без сновидений.

Откуда меня выдернул стук в дверь. Стучали вежливо и в то же время властно. Заспанный, взлохмаченный, я вскочил, открыл…

На пороге стоял улыбающийся Гринев:

— Можно?

— Конечно. Входи, — я посторонился.

Мысли мои прояснились. Я понял, что уже вечер, что я как вырубился, так и проспал до этой минуты… Так и сказал Андрею.

— Это нормально, — поспешил поддержать меня он, присаживаясь напротив. — Нервное перенапряжение… Ну да ладно! Ты это лучше моего знаешь. Докладываю: этот урод раскололся до самой промежности, сейчас чистуху пишет. Вроде бы намерен что-то типа покаяния изложить, как