Аспирант. Москва. 90-е - Всеволод Советский

Под этот доклад элегический наблюдатель лесных далей доплелся до своего четвертого подъезда. На подходе кратко поздоровался с каким-то мужиком — скорее всего, полузнакомым соседом по дому. И вошел в подъездную дверь.

Андрей нахмурился, явно соображая. И я разгадал его умозаключения: эх, узнать бы, в какой квартире живет!.. Но это нереально, засветишься. И опытный толковый опер в момент нашел другое решение.

— Вот что, — сказал он. — Давай-ка рванем в ближайший опорник, я знаю, где он. Посмотрим списки жильцов. Ты номера квартир в четвертом подъезде срисовал?

— Конечно.

— Молодец. Я тоже.

— Но сегодня же суббота?.. — проговорил я.

— Ну, суббота! Не колышет. Наша служба и опасна, и трудна… Поехали! А если нет там никого, значит непорядок. И мне, как сотруднику главка — кусок хлеба.

— С черной икрой?..

— Не по чину, брат, — ухмыльнулся Гринев, включая стартер. — Сперва дослужимся! До майора хотя бы. Вот тогда про икру можно будет только-только начинать задумываться…

«Опорник» — опорный пункт милиции, место обитания участковых инспекторов — располагался во дворах близ Вешняковской улицы. Работа была поставлена четко: в помещении дежурил один из участковых. Дежурила, вернее. Миловидная хрупкая девушка в звании лейтенанта.

Мне она сразу же напомнила Катю. Хотя лицом совсем другая. Но общий очерк фигуры, мягкость улыбки, тончайший флер женской магии, угадываемый мужским чутьем…

— Инспектор МУРа старший лейтенант Гринев! — с форсом отрекомендовался Андрей, показывая удостоверение. — Младший инспектор Зимин, — представил он меня.

Так я стал младшим инспектором.

Девушка улыбнулась почтительно, но без малейшего подобострастия:

— Участковый инспектор лейтенант Никольская.

— Очень приятно, — закуражился Андрей. — А имя у лейтенанта есть?..

— Разумеется. Зоя.

— Что означает: жизнь! — плеснул я эрудицией. — По-гречески.

— Ну, а мы соответственно — Андрей и Юрий…

Познакомились.

— Дорогая лейтенант Зоя! Вы, сразу видно, девушка умная…

— Прямо так и видно?

— А как же! — самоуверенно объявил Гринев. — Я это тайным взглядом вижу. Третьим глазом!..

Ты смотри-ка! Я и не предполагал, что опер может быть таким залихватским балаболом. И ведь по делу: Зоя разулыбалась, лицо ее стало необычайно милым. Понятно, что мы своим визитом развеяли ее субботнюю скуку в опорнике…

Впрочем не мы одни: не успел Гринев от вступления перейти к сути дела, как зазвонил телефон.

Зоя сняла трубку:

— Слушаю!

И по ее лицу я сразу понял, что звонит какая-то зануда из местных, пожилая, скорее всего, для которой разговор с участковым — развлечение посреди отчаянно унылых будней. Или же стремление обрушить кары на головы недостойных.

Зоя слушала спокойно и скорбно, приговаривая:

— Да, да… Я вас поняла, Корнелия Марковна. Постараюсь заглянуть… Не могу обещать. Работы много. Но запись себе сделала…

Она действительно что-то пометила в настольном календаре.

Корнелия Марковна, видимо, выносила мозги окружающим умело, методично, с вдохновением. По лицу Зои видно было, как ее достало это общение, но она с невероятными терпением и вежливостью продолжала отвечать. Гринев с нетерпением заерзал на стуле… Тут мне, грешным делом, почудилось, что сейчас он выхватит трубку и не совсем вежливо пошлет эту самую Марковну каким-нибудь дальним темным лесом. И будет скандал, который потом волочь на горбу местным властям… Должно быть, уловила это и лейтенант. Она все-таки постаралась поскорее завершить разговор, после чего с облегчением вздохнула:

— Уф-ф!.. Вот ведь наказание! Старушка не в себе, мягко говоря. Докладывает мне о врагах, которые облучают ее какой-то радиацией. А она с ними сражается словом и делом. Звонит и пишет в разные инстанции…

Старлей сдвинул брови:

— Погоди-ка, Зоя, погоди-ка… Это не та ли бабулька с грелками? То есть, с резиновым одеялом?

— Она самая, — Зоя оживилась. — Вы тоже про нее слышали⁈

— Так я ведь тут работал, «на земле»… Краем уха, но слышал. Ребята трепались. Ну и ржали, было дело… М-да, товарищ очаровательный лейтенант, повезло вам с ней!

— Не то слово…

— Э, товарищи офицеры, — вмешался я, — а можно пояснить, о чем речь?..

— Без проблем, — согласилась участковая.

И пояснила, что старушка с причудливыми именем-отчеством как-то так тихо повредилась в уме незаметно ни для кого. Жила-была, трудилась. Одинокая. Муж вроде был, да испарился по ходу жизни, детей не завелось. Очень закрытая, очень замкнутая. Да кто на это обращал внимание?.. Все заняты своей жизнью, всем некогда… Вот никто и не понял, когда у пожилой женщины руль в голове повернулся не туда. Она пустилась обвинять соседскую супружескую пару в том, что та сживает ее со света с помощью неких радиоактивных лучей. Принялась звонить и писать во все концы планеты вплоть до ООН…Опять же неведомо когда и как она пришла к неопровержимому умозаключению: идеальной защитой от этих самых лучей является резиновая поверхность. И Корнелия Марковна везде, где могла, скупила резиновые грелки — в аптеках, хозяйственных магазинах, и даже у соседей, еще не ведавших, чем это обернется. Бог весть, сколько этих грелок она набрала, но все кропотливо, педантично распорола, сшила толстыми нитками. Резину прокалывала шилом. Сил и времени не жалела — цель наполнила жизнь жгучим смыслом, бабушка трудилась день и ночь, от рассвета до рассвета. Получилось нечто вроде одеяла, которым она стала экранироваться от соседей с излучателями… Да, для полноты понимания: в бабушкиной картине мира вредоносные лучи пробуждали в голове такие же зловредные голоса, спорившие и ругавшиеся между собой, и успевавшие при том приказывать Корнелии Марковне делать гадости.

Резиновый экран ситуацию изменил, но не улучшил. Голоса внезапно прекратили дебаты и дружно приобрели эротический оттенок. Какую гамму чувств испытали жильцы, увидевшие в подъезде обнаженную, сильно накрашенную старушку с раскрытым зонтиком, в перчатках и туфельках?.. Описать невозможно, это надо было видеть. Почему голоса рекомендовали Корнелии Марковне выступить именно в таком соблазнительном образе?.. Это выяснить также не удалось.

Теперь уже соседи бросились во все инстанции, в результате чего стрелки сошлись на медицинских учреждениях соответствующего профиля. Но те сплотились в непрошибаемую оборону.

— Я устала с ними сражаться! — пожаловалась Никольская. — На все один ответ: мест нет, психдиспансеры переполнены, больная не представляет угрозы для окружающих… А что дети увидели голую бабку с зонтиком — это не угроза для детской психики?..

— А она что, все время такие сессии устраивает? — полюбопытствовал я.

— Ну, пока дважды. Второй раз, правда, без зонтика, в шляпке и