От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе - Терренс Рил

Индивидуализм утверждает себя через диссоциацию. Притеснения вездесущи для притесняемого и таятся в тени для притеснителя. Сколько из нас в душе расисты? Исследование, проведенное в 2020 году, показало [22], что люди, позволявшие себе поступки, которые сами называли расистскими, тем не менее отрицали, что они расисты. Любопытно, какую психологическую акробатику проделывали эти субъекты, чтобы признать свои действия и одновременно отрицать их суть. Индивидуализм существует благодаря разобщенности, за которую приходится платить еще большей разоб­щенностью. Практически каждый на Западе считает себя выше той или иной группы и ниже другой. Все это успешно заметается под ковер коллективного сознания, в то время как муки разобщенности терзают западный мир, достигнув размаха эпидемии. Мы еще никогда не были так одиноки [23].

Как политическая система мы исцелимся, когда вспомним то, от чего отреклись, и примем презренное низшее существо — и в себе, и в других. Наше общество трещит по швам, потому что индивидуализм бешено защищает свои свободы и привилегии. Требования права ходить без масок в пандемию, мощные голоса женщин, которые так рьяно освобождаются от стремления угождать другим, что становятся попросту злобными, нытье пациента, который пятнадцатый год ходит на терапию с целью самосовершенствования, — во всем этом пышным цветом цветет индивидуализм. Мы еще нико­гда не тратили столько сил на то, чтобы смотреть друг на друга отстраненно и сверху вниз, тогда как эпидемия одиночества, словно приливная волна, грозит поглотить нас.

Вивек Мурти, главный врач службы здравоохранения США, в своей книге «Вместе», которая одновременно и о­трезвляет, и воодушевляет, приводит данные исследований, показывающие, что двадцать два процента всех взрослых американцев часто или всегда чувствуют себя одинокими или социально изолированными. Одиноким чувствует себя каждый третий американец старше сорока пяти. В ходе одного общенационального опроса каждый пятый респондент признался, что редко или никогда не чувствует близости к другим людям. Подобные данные получены и в ходе исследований в других странах.

Вот как писал об Америке тридцатых годов XIX века Алексис де Токвиль: «Индивидуализм — это взвешенное, спокойное чувство [24], побуждающее каждого гражданина изолировать себя от массы себе подобных и замыкаться в узком семейном и дружеском кругу. Создав для себя, таким образом, маленькое общество, человек перестает тревожиться обо всем обществе в целом». Но вот прошло почти двести лет, и в сегодняшней культуре, разбитой на атомы, кружок родных и близких вполне может оказаться не таким уж богатым и не таким уж стабильным. В наши дни, как обнаружил социолог Роберт Патнэм, мы варимся в собственном соку [25].

Расизм — это, вероятно, квинтэссенция Великой Лжи индивидуализма: высшие и низшие, белые и черные. Но та же динамика проявляется и в противопоставлении мужского и женского, богатства и бедности. Привилегии, словно обоюдоострый меч, режут руку, которая их держит.

Первый шаг к выздоровлению, к тому, чтобы наладить правильные отношения со своими привилегиями, — это увидеть их. Ощутить, как они защищают нас. Признать свои расистские, женоненавистнические, однобокие представления, которые мы усвоили от предков. Приготовиться бороться со своими неосознанными предрассудками. Но главное — мы должны понять, что привычка считать себя по определению выше другого губительна для обеих сторон.

Водитель соседней машины подрезает меня на дороге, а потом тормозит, не давая мне ехать быстро. Инстинктивно я начинаю его ненавидеть: «Тоже мне, возомнил о себе, великий гонщик!» Но тут я одергиваю себя. Медленно дышу, чтобы вывести из организма презрение, которое струится у меня по жилам, чувство собственного превосходства, манию величия. Я делаю это не ради водителя соседней машины. Я делаю это ради себя самого. Я помню, что вырос в семье, где все было пропитано презрением. Я впитал это презрение и годами направлял его на себя, я отыгрывал его в отношениях с близкими и не раз и не два ужасно их портил. Но теперь это не так. Сегодня в моей жизни нет нужды в презрении. Я стараюсь практиковать равноправие в повседневной жизни: все мы одинаковые, не хуже и не лучше других. Стараюсь смотреть не со стороны и не сверху вниз.

Индивидуализм преследует своих изгнанников, а привилегированных оставляет с мучительным хроническим чувством вины, которое неразрывно связано с притеснением тех, кто лишен привилегий. Индивидуализм требует репрессий, без них он не работает. Мы говорим себе, что кто-то другой — в меньшей степени человек, чем мы, и действуем так, что впору задуматься, не утратили ли мы свою человечность. Многие из нас так же бесчеловечны с собой. Мы проживаем жизнь, привыкнув сравнивать себя с теми, кто якобы лучше или хуже нас, и сурово судим себя за несовершенства.

Великая Ложь разобщенного общества — это страшный, тяжелый сон, от которого мы в силах пробудиться. Мы можем стряхнуть с себя кошмар стыда и величия и восстановить отношения с другими — с равными. С такими же. Так мы обретем близость. Личное внутреннее равноправие и целостность. Вернемся к себе. И тогда у нас появится возможность обеспечить себе радость прочных и стабильных отношений с любимым человеком. Любовь как ежедневная практика

Помните, близость, о которой, если быть честными, мы все мечтаем, та связь с другими людьми, прикосновение которой исцеляет и дарит полноту жизни, единственное, что способно сделать нас подлинно счастливыми, — так вот, эта близость — не вещь, которая либо есть, либо нет, а образ действий, которого надо придерживаться. И этому образу действий можно научиться *. В ваших силах научиться оценивать свои права, исходя из сознания «Мы» — позиции любви, и беречь отношения даже тогда, когда приходится постоять за себя. Вы сможете вырваться из ловушки «объективной» реальности и вместо этого заняться субъективными обидами и желаниями партнера — слушать его и слышать. Слышать по-настоящему, сострадательно и великодушно, без эгоизма и ответных обвинений. «Прости меня за то, что тебе так плохо. Что я могу сказать или сделать сейчас, чтобы тебе стало легче?» Эти слова обычно подсказывают, в каком направлении действовать, чтобы достичь восстановления отношений, вместо того чтобы увеличивать дистанцию или вступать в борьбу. Самозащита и самоутверждение — оставьте все это; существуют золотые врата, через которые можно покинуть территорию «Я, Я, Я». Не то что бы не должно быть никакого «Я». Женщин традиционно учили подавлять свое «Я» и приносить его в жертву «Мы». Но не всякое «Мы» — это отношения. Близость — не однородная смесь, в которой нет места личности. Близость — это вечный танец «Я» и «Мы», в котором индивидуальные потребности обеих неотъемлемых частей, из которых состоят отношения, частей, которые называются «Я» и «Ты», фильтруются через потребности отношений в целом — «Мы». В некоторые моменты верх может взять моя потребность постоять за себя: «Нет, пожалуйста, не надо обращаться со мной так. Я предпочитаю по-другому, вот так». А в другие отношенчески выгодно уступать и давать партнеру то, чего он хочет. Тогда мы задаем себе вопрос: «А почему бы и нет? Чего это будет мне стоить?» Не забывайте, щедрость всегда окупается. Чем экологичнее вы думаете, тем очевиднее факт, что в ваших же интересах вести себя в биосфере собственных отношений умно и тонко, заботиться о ней. Почему? Потому что вы в ней живете, мой дорогой читатель, это воздух, которым вы дышите, это атмосфера, от которой вы зависите. Пробудитесь. Пробудитесь и начните заботиться о себе.

* Если кто-то из читателей пожелает усовершенствовать отношенческие навыки, узнать больше о новых правилах брака и познакомиться с моим онлайн-­курсом Staying in Love, все это можно найти на моем сайте TerryReal.com.

[7] …рассматривает психодинамику расизма как нарциссическое расстройство. — Hall, «Trauma and Dissociation».

[6] «бездельницей на социалке» — Ibid.

[9] Пауль Вацлавик… — Rohrbaugh and Shoham, «Brief Therapy».

[8] Нарцисс — наркоман-­самоубийца. — Real, I Don’t Want to Talk About It, 270.

[3] Десять первых