И будет день - Ранджит Дхармакирти

— Да уже все кругом говорят об этом. Только родители, как обычно, ничего не подозревают, — уклончиво ответила Суманавати.

До сих пор я всерьез не задумывался над тем, что Малини пора замуж. Ей ведь уже двадцать три года. Засиживаться в девушках вредно — еще какая-нибудь хворь привяжется. Характер у всех старых дев сварливый, только и знают, что ворчать. А злых языков не удержишь! Соседи начнут судачить: «Столько лет, а все не замужем. Никто из парней и глядеть на нее не хочет». Может быть, Малини сама нашла себе жениха, потому что мы вовремя не позаботились об этом. Я невольно вспомнил о том, что случилось с господином Сильвой, который работает у нас в конторе. Он совсем не интересовался судьбой своей старшей дочери, и в один прекрасный день она сбежала с каким-то таксистом.

— Надо бы разузнать об этом парне, — прервала мои размышления Суманавати. — Откуда он родом? Кто его родители? Ну и все остальное.

— Для чего нам копаться во всем этом? Если у него есть работа, то он сможет содержать семью. Малини он, видимо, нравится. А если так, то нам-то какое дело. Лишь бы наши дети были счастливы!

— Уши вянут тебя слушать. Неужели тебе все равно, из какой он семьи, какая у него родня?

— Теперь только в деревнях люди придают этому значение. В городе все по-другому.

— Ну, поступай как знаешь. — Суманавати насупилась.

В ту ночь я совсем не спал. Что бы я там ни говорил Суманавати, новость, которую она сообщила, сильно расстроила меня. Я собирался пристроить Малини сразу после того, как Сарат сдаст экзамены. И никак не ожидал, что она возьмет это дело в свои руки. Иногда к нам заходил Сирисома из моей конторы. Когда Малини бывала дома, он с ней заговаривал. Сирисома — человек очень порядочный. Спокойный, выдержанный. Малини ему, видимо, приглянулась. Вот если бы удалось их поженить! Теперь эта надежда пошла прахом. Выдать дочерей замуж в наше время совсем не так просто. Да еще за хороших парней. А мы с Суманавати, правду сказать, не слишком-то изворотливы.

Мне вспомнилось детство Малини. Однажды, во время школьных каникул, мы с ней поехали к родителям Суманавати. Играя там во дворе, она поскользнулась и ударилась лицом о каменную ступеньку. Я в это время дремал. Услышав сквозь сон ее надрывный плач, я мигом вскочил и бросился во двор. Малини сидела на земле, вся залитая кровью. Мы с Суманавати по очереди несли девочку на руках четыре мили до Навалапития, где есть хорошая больница. Конечно, можно было бы пойти в местную амбулаторию, и нам бесплатно дали бы лекарства. Однако врачи там были неважные, и мы не могли доверить им нашу девочку. Сколько денег переплатили мы тогда врачам, боясь, что на лице у нее останется шрам! В ту пору из деревни, где жили родители Суманавати, до города не ходили автобусы. И пока Малини не поправилась, приходилось два раза в неделю носить ее в больницу.

А когда мы переехали в Коломбо, сколько времени обивал я пороги в департаменте просвещения, пока не устроил Малини в колледж Вишакхава! Проучилась она там недолго. В предвыпускном классе у нее в книге нашли письмо, адресованное какому-то молодому человеку, и директриса тут же исключила Малини из колледжа. Получив официальное уведомление из колледжа, я тотчас же взял отпуск и отправился туда. Кабинет за кабинетом я обходил разных начальников и просил всех отнестись к Малини снисходительно. Но в колледже ее так и не восстановили. Единственное, чего я смог добиться, — это чтобы в справке не написали, что ее исключили за дурное поведение. Тогда бы я не смог устроить ее ни в одно другое учебное заведение.

И горькие, и радостные воспоминания о далеких днях!

А теперь Малини нет никакого дела ни до отца, ни до матери. Не нужны ей ни наша помощь, ни наш добрый совет. Даже не удосужилась сказать, что нашла себе жениха. Считает, что может поступать как ей заблагорассудится.

С каждым из детей у меня связаны какие-то надежды. Бог весть, сбудутся ли они. Много еще горя придется мне, видно, испытать. Я глубоко вздохнул и повернулся на другой бок. Какой смысл гадать о том, что может случиться? Как любила говорить моя матушка: «Чему быть, того не миновать». За всю свою жизнь я скопил десять тысяч рупий. Если свадьбу Малини отпраздновать скромно, то я еще смогу дать за ней приличное приданое.

Неделю спустя я поехал в Марадану купить для Хиччи Махаттаи дюжину листов ватмана. Была суббота, и обратный автобус шел почти совсем пустой — на втором этаже, куда я поднялся, было всего человек пять. По субботам все учреждения закрываются в час дня, и поток пассажиров поэтому давно схлынул. Я сел на заднее сиденье. Что-то в посадке головы и прическе девушки, сидевшей с молодым человеком на одном из передних сидений, показалось мне знакомым — и вдруг я узнал Малини. В смущении и растерянности я повернулся к окну и несколько мгновений сидел как оглушенный. Когда расплывчатые пятна перед моими глазами превратились наконец в автомобили и торопливых прохожих, автобус был уже в Борэлле. Я еще раз посмотрел на спутника Малини. Это, вероятно, и был тот, кого она выбрала себе в мужья. Вытянув руку вдоль спинки сиденья и наклонясь к Малини, он что-то ей тихо говорил. А Малини, опустив голову, слушала его, и время от времени ее плечи вздрагивали от сдерживаемого смеха. По всему видно было, что им очень хорошо друг с другом и никто другой для них не существует. Хотя на этом автобусе можно было доехать прямо до Вэликада, я сошел в Борэлле и пересел на другой автобус. Малини я ни о чем не стал спрашивать — пусть сама обо всем скажет. И Суманавати ничего не сказал.

Когда я в тот день приехал домой, я сразу же прошел к себе в комнату, лег и задремал. Разбудил меня голос Хиччи Махаттаи:

— Папа, иди есть!

За столом сидели Нималь, Сарат и Малини. Хиччи Махаттая не мог сидеть на стуле, для него стелили коврик на полу. Когда я сел за стол, Малини добавила себе риса и украдкой взглянула на пустое блюдо, где была рыба. Я положил ей в тарелку свой кусок рыбы.

— А как же ты, папа? Ешь сам.

— Мне что-то не хочется.

— Нималь сегодня избил одного мальчика, — сказал Сарат.

— Это правда, Нималь?

— Он все время дразнится, папа. Проходу не дает.