Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот же мотив встречается в рассказе «Плоты» (1968), где герой пошел ночью купаться на реку и нырнул под плоты, оставленные буксировщиком: «Я, конечно, разделся (догола, конечно, разделся), попробовал воду пальцами ног и думаю: “Плоты какие-то! Поднырну под них и выплыву на чистое место, поплаваю, поотдуваюсь, пофыркаю, а потом обратно поднырну — и домой”. Сказано — сделано. Хлюп! Несколько гребков, сильных таких, нервных: ночь, темно, страшно. Иду наверх — бум! — ударяюсь в бревно головой. Значит, мало! Еще несколько гребков, снова — бум! Хуже дело. Гребу еще, воздуху нет, и потихоньку голос какой-то гнусный говорит:
— Гибнешь! Ой гибнешь!
— Хрена с два! Чтоб мне сгинуть, надо еще смочь! А кровь в висках стучит — наверное, кислородное голодание. Я — наверх: опять бревна. Всё! Смерть! <…> Но вдруг в самый-самый последний момент перед смертью подумал: “Правой-то я сильней греб, вот и выгреб”. Повернулся я, оттолкнулся, да и выскочил наверх, как летучая рыба, воздуху хватил и назад, а потом опять — и так раза четыре…
Выжил я, значит» /6; 49 — 50/.
Но вернемся к «Дорожной истории», имеющей вариант названия — «.Дальний рейс»295: «В кабине — тьма, напарник третий час молчит». А в стихотворении «Мы без этих машин — словно птицы без крыл…» (1973) сказано: «И вечно времени в обрез: / Оно понятно — это дальний рейс. / В этих рейсах сиденье — то стол, то лежак, / А напарник приходится братом» (как в «Дорожной истории»: «Веселый парень, улыбается, как брат»; АР-10-42). Иллюстрацией к ним может послужить и посвящение братьям Вайнерам «Я не спел вам в кино, хоть хотел» (1980): «Свистит пурга, поет лихие песни, / Но мы в порядке и ведем свой МАЗ, / А мой братан — мы завсегда с ним вместе — / Всё говорит про книжки и про вас» (С4Т-2-242).
Ситуация один к одному напоминает «Дорожную историю», где лирический герой вместе со своим напарником, который ему «больше, чем родня», ведет МАЗ сквозь пургу: «Сигналим зря — пурга, и некому помочь». Точно так же будет «зря сигналить» лирический герой в стихотворении «Я груз растряс и растерял…» (1975): «Не дозовешься никого — / Сигналишь в вату».
И неслучайно Высоцкому была близка написанная Андреем Вознесенским специально для него и часто потом исполнявшаяся им на концертах «Песня акына». В ней тоже встречается образ напарника, по которому истосковался лирический герой: «…Пошли мне, Господь, второго, / Чтобы вытянул петь со мной! <…> Пошли мне, Господь, второго, / Чтоб не был так одинок!».
Интересно, что предполагаемое поведение этого напарника предвосхищает реальные действия напарника в «Дорожной истории», написанной год спустя. Сравним: «И пусть мой напарник певчий, / Забыв, что мы — сила вдвоем, / Меня, побледнев от соперничества, / Прирежет за общим столом…» ~ «Я отвечаю: “Не канючь!”, а он — за гаечный за ключ. / И волком смотрит — он вообще бывает крут».
Но в обоих случаях герой готов простить своего напарника: «Прости ему — он до гроба / Одиночеством окружен. / Пошли ему, Бог, второго — / Такого, как я и он!» ~ «Я зла не помню — я опять его возьму», — что восходит к «Балладе о брошенном корабле» (1970): «Я ведь зла не держу на команду». Здесь команда (читай: друзья, коллеги по работе) бросили в беде корабль (лирического героя Высоцкого), а в «Дорожной истории», когда МАЗ застрял в сугробах во время пурги, героя бросил его напарник, который был ему «больше чем родня»: «И он ушел куда-то вбок. / Я отпустил, а сам прилег». Причем если в этой песне герой говорит о своем напарнике, то годом ранее в песне «Отпустите мне грехи / мои тяжкие…» он сам так называл себя по отношению к своим друзьям: «Вот тебе и ночи, и вихры / Вашего напарника, — / Не имел смолы и махры / Даже накомарника».
В «Дорожной истории» напарник готов ударить героя гаечным ключом, а в «Отпустите мне грехи…» друзья хватают его за горло и душат: «Отпустите мою глотку, друзья мои <.. > Вы, как псы кабана, / загоняете. <.. > Отпустите ж вы вихры мои прелые, / Не ломайте руки мои белые, / Не хлещите вы по горлу, / друзья мои… <…> Не давите вы мне горло, / мои голеньки… <…> Мародерами меня / раскопаете».
Ну и самое интересное — в «Дорожной истории» напарник героя демонстрирует наплевательское отношение к тому, что случится с завязшим в сугробах МАЗом: «Глуши мотор, — он говорит, — / Пусть этот МАЗ огнем горит! / Мол, видишь сам — тут больше нечего ловить. / Мол, видишь сам — кругом пятьсот, / А к ночи точно занесет, — / Так заровняет, что не надо хоронить!».
Поразительно, но в стихотворении «Напрасно я лицо свое разбил…» (1976) абсолютно идентично ведет себя советская власть, которой наплевать на то, что происходит со страной, причем она также представлена в образе шофера: «Мою страну, как тот дырявый кузов, / Везет шофер, которому плевать». Однако лирическому герою Высоцкого, в отличие от такого «шофера» и от его напарника в «Дорожной истории», это глубоко небезразлично.
Теперь обратимся к перекличкам между «Дорожной историей» и «Аэрофлотом».
Во-первых, сюжет с увязшим МАЗом из «Дорожной истории» будет перенесен в «Аэрофлот» чуть ли не буквально, с той лишь разницей, что в последнем случае функцию МАЗа выполняет самолет: «Дорога, а в дороге — МАЗ, / Который по уши увяз» = «Но в Хабаровске рейс отменен — / Там надежно застрял самолет».
В обеих песнях всё закрывает снежная пелена, символизирующая безнадежную ситуацию в стране (вариация мотива ватной стены): «Сигналим зря: пурга, и некому помочь!» /3; 234/, «Всё закрыто — туман, пелена…» /5; 560/. Сравним также строку «Сигналим зря: пурга, и некому помочь!» с автомобильным стихотворением «Я груз растряс и растерял…» (1975): «Не дозовешься никого — / Сигналишь в вату» (С5Т-3-278). Да и в других произведениях герой говорит, что ему некому помочь: «“Эй! Живой кто-нибудь — выходи, помоги?'. /Никого…»
