Письма, телеграммы, надписи 1927-1936 - Максим Горький

Мы можем получить […]

Этот скептицизм спеца-шалуна не очень нравится мне, я шучу иначе; напр.:

Зная, что такое клетка

И — ее работа — ткань,

Убеждаешься нередко,

Что и ткань и клетка — дрянь!

О, смертный! Если ты здоров —

Не бойся докторов!

А заболев — открой им дверь,

Но — осторожно верь!

Сборник «День» заморозили. Вероятно — потому, что увлеклись «Библиотекой поэта», а м. б., и потому, что сборник этот требует весьма серьезной работы. Летом попробуем оживить сие дело.

Книга Вагнера выходит 2-м изданием, В[агнер] написал еще книгу, на-днях получу рукопись. «История молодого человека XIX столетия» поссорила меня с Ионовым, сумасбродом и самолюбцем. Это очень печально. Толстой — приехал, здесь — Афиногенов, через несколько дней явится Фадеев. Живут у меня бр[атья] Корины, замечательно талантливые художники из палеховских «богомазов». Отличные люди, трогательно влюбленные в свое искусство.

Народа в эту зиму перебывало здесь — множество, сухопутного и морского, и народ отборно интересный. Хороших людей родит страна Советская, дорогой мой Федин, я жадно любуюсь ими, и страстно хочется прожить еще лет пять, посмотреть, каковы они будут, сколько сделают. Но — пяти лет я не проживу, да три года — не удастся, устал я.

Заключаем с Италией огромнейший торговый договор, французы — озвереют, когда он будет опубликован. Японцы, в союзе с англичанами, действуют все более нагло, цинично и — ничего! Никто не препятствует, ибо все завидуют.

Настроение «интеллигенции», особенно — американской, становится как будто все более тревожным, она, кажется, впервые ставит пред собою вопрос русской интеллигенции 70-х годов: как жить, что делать? Мне приходится отвечать на эти вопросы, ибо — спрашивают и меня.

Читали Вы книгу Ричарда Олдингтона «Смерть героя»? Весьма грубая, злая и «отчаянная» книга, вот уж нельзя было ожидать, что англичане доживут до такой литературы! И, пожалуй, еще более красноречиво говорит о процессе распада буржуазии английская книга Лоренса «Любовник леди Чаттерлей». Книга посвящена вопросам пола, и в ней все слова, не произносимые вслух, произнесены, да — как еще громко! Но это делается не для скандала, а в целях проповеди «половой морали», и впечатление такое, что автор — поп одной из английских церквей. Бездарный поп.

Ну, вот сколько я наболтал.

Будьте здоровы, дорогой! Поверьте мне, что это «объективно» важно, ибо Вы еще только начали Вашу работу.

Крепко жму руку.

А. Пешков

29. III. 32.

Р. S. Если Лоренс интересен Вам, — напишите в Берлин «Международной книге», там есть хороший товарищ Тер-Григорьян, он вышлет Вам эту книгу. И — всякие.

А. П.

1047

В. Т. ЖАКОВОЙ

5 апреля 1932, Сорренто.

Жаковой, Вере.

Премудрая, уважаемая и нелепая девушка в очках!

Ваше уменье читать книги — восхищает меня, я говорю это совершенно серьезно и с крепкой надеждой, что Вы, со временем, научитесь писать весьма полезные книги.

Но — всякое дело надобно начинать с начала, а поэтому прочитанного Вами по истории рифмы — недостаточно. Вы сами видите, как субъективны и противоречивы соображения литераторов, чьи труды прочитаны Вами.

Противоречивость, разногласия и словесная путаница литераторов была бы для Вас значительно более ясной, если б Вы обратили внимание на фольклор—на пословицы, прибаутки, на материал хороводных — плясовых — шуточных песен. Если Вы серьезно решили заняться работой о рифме — фольклор надобно знать, ибо в основе «писаной» литературы лежит устная.

И надобно знать европейские работы по этому вопросу. На каких языках читаете Вы? Сообщите мне это—немедля! — я достану Вам нужные книги и привезу оные.

И — до свидания! Скоро увидимся, и я буду злобно издеваться над Вами, ведьма. И — еретица.

Уважаемый Вами старик

А. Пешков

5. IV. 32.

1048

РОМЭНУ РОЛЛАНУ

9 апреля 1932, Сорренто.

Дорогой друг,

дней через десять выезжаю в Москву и, согласно Вашему желанию, немедленно организую снабжение Вас сведениями о ходе культурной работы в Союзе. Насколько я понимаю, Вас, в первую очередь, интересует творчество молодых композиторов, новости литературы, а также быт литераторов, живопись, художественная — «кустарная» — промышленность. Все это Вы будете получать в форме описаний и образцов.

Посылаю Вам снимок с портрета моего работы Корина, портрет еще не кончен, Корин докончит его в Москве. Очень обрадован Вашим разрешением Корину сделать Ваш портрет для Советского Союза.

Есть у меня к Вам еще просьба: в Давосе, в санатории «Гелиос» живет один из молодых наших писателей, Константин Федин («Города и годы»), которому очень хотелось бы посетить Вас. Он говорит по-немецки. Может быть, Вы разрешите ему как-нибудь заехать к Вам на денек? Этим Вы весьма обрадовали бы его. Человек он интересный.

О свидании с Вами мечтает и Алексей Толстой, который в данное время гостит у меня. Он автор первого у нас действительно исторического и замечательного романа «Петр I», но — он едет со мною в Москву. Гостит у меня также Афиногенов, автор пьесы «Страх», которая идет сейчас в театрах Ленинграда и Москвы.

Советские литераторы именуют Вас «наш Ромэн Роллан», и в этом «наш» скрыта большая, искренняя любовь к Вам.

Разумеется, я с удовольствием приму японского скульптора, раз Вы хотите этого.

Ильин, автор «Рассказа о великом плане» — брат Маршака, автора целого ряда детских книг. Оба они люди очень талантливые. Книга Ильина вышла на немецком языке «Die fünf Jahre, die die Welt verändern»[3], а на английском вышла другая, такая же интересная: «100 000 почему?»

Благодарю Вас за статьи Гамона и за письмо белоэмигранта.

Крепко жму Вашу руку, Толстой и Афиногенов тоже приветствуют Вас.

М. Горький

Сорренто,

9 апреля.

1049

РОМЭНУ РОЛЛАНУ

15 апреля 1932, Сорренто.

Дорогой друг,

маленькое недоразумение, которое возникло между нами, объясняется моим желанием ознакомить Вас — а через Вас и друзей Ваших — с фактами самодеятельности племен и народов Союза Советов в области искусства. Отнюдь не считая Вас эстетом, я хотел бы порадовать мыслителя и друга трудящихся проявлениями творческих сил, разбуженных революцией. Мне кажется, что Вам было бы интересно познакомиться с музыкой тюркских и тюрко-финских племен Волги, Средней Азии, Сибири. Я очень люблю музыку и, может быть, увлекаюсь песнями киргиз, — они считают себя потомками гуннов, — чуваш, тюркмен и т. д.

У меня нет намерения обрушить