Персидская литература IX–XVIII веков. Том 1. Персидская литература домонгольского времени (IX – начало XIII в.). Период формирования канона: ранняя классика - Анна Наумовна Ардашникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вздохнуло утро, плотно закутанное в пеструю чадру –
Пропитались ароматом амбры веревки шатра небожителей.
Засверкала жемчужным блеском поверхность меча утра,
Перевилась кольцами кольчуга облаков.
Под кафтаном утра, украшенным лисьим мехом, – кольчуга
облаков,
Его золотая шапка блеском похитила бобровую шапку ночи…
Солнце вытянуло вперед копье и похитило серьгу у месяца,
У этого копье из червонного золота, а у того серьга из чистого
серебра.
Ночь на арабский манер была закутана в лиловый бурнус,
Так почему же солнце, подобно арабу, замахнулось [на нее]
копьем.
Снова на плечах солнца – золотой плащ,
Вернулось оно, подобно арабам, к вратам Ка‘бы.
Твоя правда, Хакани! Ка‘ба способна отличить
Стремящегося к кормушке от [собирающего] путевой припас
для Судного дня.
Истинный муж ищет Ка‘бу, а дитя [стремится] к игре в кости,
Коль скоро ты стал мужем веры, не отвращай лица от Ка‘бы.
Ка‘ба есть полюс истинной веры, она – отшельник в [своей]
неподвижности,
Ни один полюс сам не может быть волнуемым вращением.
Вокруг него совершают ритуальное хождение [вращающиеся]
светила,
Воистину вокруг полюса вращает мельницу небо.
Приведенный выше фрагмент представляет собой вполне самостоятельное произведение – небольшую касыду с восхвалением религиозной святыни в финале. После возобновления парной рифмы текст как бы начинается сначала, хотя первые его стихи связываются с предшествующей частью через тему утра:
Солнце погнало Рахша в золоченой сбруе в сторону утра,
Поскакал он к полной кормушке с кладом Каруна в стремени.
Небо, подкрашенное сурьмой, сплелось в цепь облаков,
Благоухающая алоэ земля оделась в тонкий шелк трав.
День походит на свечу в ночи, лучистую и горделивую,
Ночь походит на светильник среди дня, догорающий и едва
теплящийся.
Птицы, словно дети, обученные грамоте,
Соловей, славословящий Бога, стал старостой в школе.
Вчера сад снова пригласил [на прием] новорожденные [цветы],
Их пиршество окропила туча расплавленным серебром.
Каждому из них дала лужайка халаты из желтой и красной
[ткани],
Принес им халаты ветерок, раскрасило их солнце.
В начале пиршества сад зажег свечу розы, нарцисс
Поспешил на прием с золотым подносом.
На такое пиршество слетелись птицы,
[Когда] ночь стала тоньше волоса, а луна, как смычок рубаба.
Хакани вводит в картину весеннего сада бейты, описывающие смену ночи днем и связывающие первый ташбиб со вторым. В то же время в описании весеннего сада содержатся бейты, предвосхищающие упоминание птиц и цветов в следующем фрагменте касыды. Более того, в этом эпизоде заложена идея превосходства соловья над другими птицами (ср. с касыдой Сана'и), что предваряет «развязку» повествовательной части касыды и вплотную связано с ее религиозно-мистическим значением.
Наступает весеннее утро, раздаются голоса птиц – они ведут между собой спор, который и дал название всей касыде:
Кукушка сказала: «Прежде других восславлю цветы
фруктовых деревьев,
Ведь пчела из их горьких лепестков делает закваску для
сладкой слюны».
Соловей сказал: «Роза превосходит цветок яблони,
Потому что ветка – лишь слуга, ведущий коня, а роза – Его
Величество Шах».
Куропатка (кумри) промолвила: «Кипарис прекрасней
царственной розы,
Ведь малейшее дуновение ветра разрушает купол розы».
Скворец сказал: «По мне, так кипарис хром, тюльпан лучше
него –
Он привел в волнение степные просторы».
Голубка возразила: «Нет, тюльпан двуцветен, одноцветная
лилия лучше него,
Поскольку она походит на письмо добродетельных».
Серая куропатка сказала: «Травка приятней лилии,
Потому что она – фатиха[47] на страницах сада, когда
открываются [его] двери».
Попугай сказал: «Жасмин лучше зеленой травы,
Ведь он взял аромат у амбры, а цвет – у чистой камфары».
Удод промолвил: «Нарцисс краше жасмина,
Ведь он есть трон Джамшида и венец Афрасйаба».
Все приведенные выше фрагменты рассматриваемой касыды представляют собой тематически увязанные друг с другом сегменты многочастного, развернутого описания (васф). Смысловое соотнесение различных разделов описания достигается не только с помощью своеобразных бейтов-«мостиков», но и благодаря «ступенчатому» расположению их по отношению друг к другу. В описании утра речь идет о небесах и светилах, далее совершается нисхождение на землю, однако в ту ее точку (Ка‘ба), которая в сознании носителя мусульманской традиции является высшей точкой земного пространства. Именно Ка‘ба и осуществляет посредничество между небесным и земным мирами. Наконец, последней, низшей ступенькой этой лестницы оказывается весенний сад с его «новорожденными» обитателями – вновь раскрывшимися цветами и молодой травкой, тесно связанными с землей.
Далее, в соответствии с законами религиозно-мистической поэзии в касыде должно произойти обратное движение, т. е. восхождение из феноменального мира в мир божественных сущностей. Волей автора идея поисков Истины, метафорически представленная в споре птиц, последовательно развивается в повествовательной части текста, рассказывающей о том, как был найден третейский судья, положивший конец тяжбе. С формальной же точки зрения поэт строго следует выработанному стандарту персидской касыды, сохраняя предпочтительное соотношение описания и повествования в общей схеме соположения мотивов. Эта часть так же, как и предыдущая, содержит упоминание птиц и элементы беседы:
Все общество направилось к вратам [дворца] птицы ‘Анка
за тем,
Чтоб разрешить спор, ведь она – халиф птиц, судья и
абсолютный монарх.
Хранители царских покоев закричали на них,
Что, мол, это – святилище величия, что приема добиться трудно.
Сказала кукушка: «Мои стоны спалили свод лазурного неба!
Где страж сего двора? Если он не [выйдет], я подожгу эту
завесу!»
Птицы перед вратами сбились в кучки, [смущенные]
роскошью [сего] места,
[Пока] кукушка горячо препиралась с привратником.
Когда же страж доложил птице ‘Анка о происшествии,
Она [сама] вышла и подобающим образом ответила на
