Войны Миллигана (ЛП) - Дэниел Киз

Через несколько дней, охрана передала Томми табак. Аллен попросил Танду сообщить Писателю, что Артур решил закончить беседы.

Телефонный звонок разбудил Писателя в полночь 22 июля 1981 года. В телефоне прозвучал голос Танды Бартли:

— Простите за поздний звонок, но это действительно важно. Билли последнее время находится в депрессии — сказала она — и моему брату кажется, что он может покончить с собой. Томми не хотел звонить вам, но тот, кого зовут Аллен, решил, что вы должны быть в курсе.

— С ним все в порядке? Что произошло?!

— Несколько дней назад Билли закрылся в палате и поджег свой матрас. Охранники не смогли открыть дверь, но им удалось снаружи залить его камеру пеной из огнетушителя. Они вкололи ему снотворное, надели наручники и избили так сильно, что сейчас он находится в инвалидной коляске, — обеспокоенно ответила Танда, от волнения то и дело прерывая свою речь.

— Я выезжаю из дома завтра как можно раньше. Я приеду в Дейтон до полудня. Обязательно предупреди Билли через своего брата.

Несколько недель назад Билли говорил автору, что записал Танду Бартли, сестру Дона, в список своих постоянных посетителей. Самым удивительным было то, как эта женщина так быстро смогла узнать о существовании Аллена и Томми.

Как и обещал, Писатель прибыл в Дейтон на следующий день. Он прошел в комнату посещений, и увиденное шокировало его: Билли сидел в инвалидной коляске, с поднятой перевязанной ногой. Из-под бинтов, которыми была перевязана нога, было видно, что она сильно опухла и посинела.

— Томми? — спросил Писатель, плохо сдерживая свое изумление, пытаясь выяснить с какой из личностей он разговаривает.

Билли нерешительно кивнул.

— Что произошло, Томми? — продолжил Писатель.

Томми отвел глаза и сдавленным голосом ответил ему:

— Я не знаю… Но я чувствую себя не очень хорошо…

— Ты разговаривал с другими членами семьи? — продолжал расспрашивать Писатель.

Томми оглядел комнату быстрым испытующим взглядом, чтобы убедиться, что никто не подслушивает их, и тихо ответил:

— Только иногда…

— Ну, и что они говорят?

Томми наклонился к Писателю и прошептал:

— Я думаю, что Артур собирается убить нас.

— Странно, — удивился Писатель. — Это не похоже на него. Почему ты так думаешь?

— Он приготовил яд. Артур говорит, что мы никогда не освободимся, что нет никакой надежды на лучший для нас исход, и нам следует уйти раньше, причем самостоятельно. И даже не спрашивай меня, что он имеет в виду.

Томми, к удивлению автора, вдруг улыбнулся:

— Ты находишь это смешным, Томми?

— Я услышал смешную вещь, внутри себя.

— Кто это сказал?

— Я точно не знаю, — ответил Томми и замолчал.

После долгой паузы Писатель спросил:

— Ты хочешь что-то сказать?

— Иногда я не могу даже завязать шнурки на ботинках — раздосадовано выдохнул Томми.

— Томми, почему это представляет проблему для тебя? Я знаю, что Кристина и Шон не умеют завязывать шнурки, но ума не приложу, почему тебя настолько сильно расстраивает это?

— Я сам не понимаю почему, — удрученно откликнулся Томми. Помолчав, продолжил. — Некоторые врачи, которые работают здесь, говорят, что меня, скорее всего, освободят, но мне как-то не сильно в это верится. Если бы я вышел на улицу, то совершенно потерялся бы — вот что меня огорчает.

— Но снаружи у тебя много друзей. Кто-нибудь обязательно поможет тебе.

— Да… Я знаю, — ответил Томми, но было видно, что это не утешает его и досада вовсе не идет на убыль.

— Я разговаривал с некоторыми другими личностями, возможно, ты будешь переведен в новое отделение судебной медицины в Центральной психиатрической клинике Огайо, в Коламбусе — рассказал ему Писатель, надеясь подбодрить Томми этой новостью.

— Ни за что. Я был в Центральной психиатрической клинике Огайо в детстве. Ноги моей больше там не будет!

— Ты будешь находиться в отделении судебной медицины, которое откроется примерно через три недели. Тебе будет выделена…

— Я не хочу ехать, Дэниел! — оборвал Томми Писателя.

Но тот не унимался:

— … в двадцати минутах от твоей матери в Ланкастере. До Афин только полтора часа вместо трех. Доктор Кол и я смогли бы чаще приезжать к тебе.

— У меня нет сил начинать все с нуля в очередной сраной тюрьме, — раздраженно ответил ему Томми, немного повысив голос.

— Подожди, я скажу тебе, кто будет тебя лечить — продолжал Писатель.

— Даже если это будет сам Бог, мне пофиг. Я никуда не поеду!

— Это будет Джудит Бокс, и она попросила меня…

— Почему я должен постоянно таскаться из одной тюрьмы в другую? Почему они не обращают внимания на меня? — видно было, что раздражение Томми нарастает.

— Послушай, Томми, под руководством доктора Бокс, ты не будешь…

— Как ты не понимаешь?! В любом случае, Дэниел, будет то же самое. Они скажут: «Ты был здесь всего три месяца, на каком основании мы должны отпустить тебя?».

— Постарайся успокоиться и выслушать меня. Доктор Бокс лечила другие случаи множественных личностей. Она работала с доктором Колом и уже проверяла тебя. Джудит звонила по телефону Вогелю, подтверждая, что интересуется тобой. Последний раз, когда я говорил с судьей Флауэрсом, я попросил его перевести тебя в Афины и знаешь, что он ответил мне? «Когда я в первый раз отправил Миллигана в Афины, я не знал, что вокруг этого учреждения нет забора». Я заявил ему, что Дейтон ‒ не лучшее место для тебя, и потом он упомянул центр, который скоро откроется в Коламбусе. Судья сам сказал, что твой перевод в новое заведение может быть новым этапом в деле.

— Я не знаю, что и думать, Дэниел. — откликнулся Томми, все еще расстроенный, но уже заинтересованный тем, что говорил Писатель.

— Нет гарантий, что ты добьешься этого перевода, Томми, но так как об этом говорил сам судья Флауэрс, постарайся подумать об этом и поверить в лучший результат, если это произойдет. Самое важное для тебя ‒ иметь психиатра, имевшего опыт лечения твоей болезни. У нас уже есть доктор Джудит Бокс, которая сама заинтересована в работе с тобой, разве не глупо будет отказаться от такой возможности?! Я не могу обманывать тебя и питать пустыми иллюзиями: я сам не уверен на сто процентов, что мы сможем добиться твоего перевода. Но, Томми, если у тебя будет реальная возможность перевестись, не упускай ее, постарайся взять себя в руки и действовать рационально, насколько это возможно… — заключил Писатель.

— Я не могу. Я сорвусь, Дэниел! Это длится уже целую вечность, — сокрушался Томми.