Войны Миллигана (ЛП) - Дэниел Киз

Маленький полный психиатр поднял глаза на прокурора.

— Кто-то, в конце концов, должен решить, с кем мы имеем дело: с заключенным или пациентом. И это должен решить не я. Для меня Миллиган ‒ это пациент. Сотрудники тюрьмы Дейтона со всеми их предписаниями по безопасности, режимами контроля, камерами, мониторами и всем остальным заставляют думать, что Билли все-таки заключенный. Да что уж там! Меня ощупали и тщательно обыскали, перед тем, как пустили к пациенту в комнату встречи. И это, по моему скромному мнению, вовсе не похоже на благоприятное терапевтическое окружение.

Доктор Кол выдержал выразительную паузу и продолжил:

— Даже директор медицинской части досматривается каждый день и должен проходить через металлоискатель. Однажды я спросил у него: «Доктор Сэмми, а если бы вам нужно было заходить сюда десять раз в день, неужели они заставили бы вас всякий раз проходить проверку?» Он ответил мне: «Да, конечно!» ‒ будто я спросил что-то нелепое. Такие порядки кажутся мне весьма странными и неуместными в обычной психиатрической практике, и я думаю, что все это порождает некоторую неразбериху.

Выслушав доктора, Томас Бил спросил у него:

— Доктор Кол, скажите, пожалуйста, справедливо ли будет утверждать, что, по причине развития у Миллигана синдрома множественной личности, в течение пяти-семи последних лет он превратился в агрессивного и весьма буйного человека?

— У него были периоды жестокости и агрессии. Но если вы хотите, чтобы я отнес его к категории жестоких и агрессивных пациентов, то я никак не могу этого сделать. Я считаю правильным исходить из того, о чем, как мне кажется, свидетельствуют факты. В Афинах Миллиган вел себя прекрасно до тех пор, пока не произошла целая серия злосчастных событий. Именно с этого момента он начал испытывать страх и недоверие к окружающим, вследствие чего, к сожалению, результаты лечения начали сходить на нет. Как мне кажется в этом случае, безусловно, имеет место быть причинно-следственная связь. Вы ведь знаете, что Билли свободно выходил в город, никогда не приносил никому никакого вреда, не совершил ни одного преступления; его нельзя было ни в чем упрекнуть, даже тогда, когда он подвергался многочисленным провокациям. При помощи различных способов терапии я учил его управлять своими негативными эмоциями.

— Согласен, вы выступаете в роли наставника. Казалось бы, произнеси вы «Абракадабра! Все позади» и этого будет достаточно. Но ведь это не так. Терапия — длительный, эволюционный процесс и необходимо много времени, для достижения абсолютного результата, — парировал прокурор.

— Вынужден признать, мне так и не удалось до конца научить его держать язык за зубами, — отвечал доктор Кол, продолжая защищать своего бывшего пациента. — У Билли всегда был острый язык, и он не стеснялся выражать свое мнение, но я не помню ни одного случая, когда он заходил слишком далеко. Он был поборником справедливости и реформатором; Билли без конца был готов ринуться в новый крестовый поход, ввязаться в то или иное дело, но он никогда не делал никому зла, никому не угрожал и никогда ничего не крал. Ему действительно становилось лучше!

Майкл Эванс, от имени генерального прокурора штата Огайо, начал перекрестный допрос.

— Почему Миллигана перевели из Лимы в клинику штата?

— Вам объяснить только причину или рассказать всю историю?

— Меня интересует и то и другое.

— На тот момент психическое состояние Миллигана значительно улучшилось, и мы, как и сам пациент, были готовы отпускать его в город. Прошу принять во внимание то, что речь шла о пациенте государственной клиники. Миллиган начал выходить в город и в связи с этим в прессе одна за другой начали появляться статьи о нашем пациенте, которые были, мягко говоря, не очень позитивные. Среди них была и местная афинская газета, и пресса Коламбуса. Некоторые законодатели обратили внимание на беспокойство, вызванное этими статьями, и решили принять меры.

Комиссия внимательно слушала доктора, и после некоторой паузы он продолжил свой рассказ о Билли:

— Понимаете, внезапная популярность Миллигана, причем не в самом положительном свете, шумиха в средствах массовой информации, поднятая вокруг него, вкупе с ограничениями, касательно режима его содержания, которые появились в результате всего этого, сильно на него подействовали. Они нанесли вред его состоянию, снова вызвав глубокую тоску и как следствие, повторное появление некоторых симптомов, функциональных расстройств, и прочего, с чем мы успешно боролись в течение большого промежутка времени.

Комиссия молчала, понимая, что доктор еще не все сказал. Доктор Кол медлил. Его лицо незаметно осунулось и, казалось, его охватили грусть и сожаление о том, что все сложилось именно так, а не иначе:

— Знаете, уважаемые члены комиссии… — взволнованно произнес доктор Коул, но затем совладал с собой и продолжил. — Я убежден, если бы нас оставили в покое, то общество могло бы получить еще одного честного налогоплательщика.

— Можете ли вы наиболее точно описать его реакцию на все внешние волнения и раздражения? — невозмутимо продолжил допрос Майкл Эванс, не обратив внимания на минутное эмоциональное волнение допрашиваемого.

— Да, конечно. Он стал очень… очень подавленным, безутешным. Пациент начал отказываться взаимодействовать. Он был полностью разбит. Часто задавался вопросом: для чего все это нужно? Билли угнетало то, что он находится взаперти. Миллиган неустанно твердил, что все хотят, чтобы он провел в клинике остаток своих дней.

Роль «службы освобождения под честное слово» в этом деле казалась мне особенно губительной. Их постоянные угрозы, вечные вмешательства в жизнь Билли. Этот дамоклов меч каждый день свистел над нашими головами, и мы не знали, чего ожидать. Между тем, мы показывали нашу готовность сотрудничать: каждый раз, когда Миллиган куда-либо направлялся, мы тотчас же звонили в надлежащие структуры и оповещали их об этом. Если он спускался прогуляться вокруг домов или шел в «Макдоналдс» в ста метрах от нашего учреждения, ‒ мы тотчас звонили в местную полицию, офис шерифа и в службу условно-досрочного освобождения, чтобы держать их в курсе. Таким образом, с нашей стороны делалось все, чтобы они своевременно знали, куда наведывался Миллиган, в какое время он покинул учреждение, с кем, и т. д. Позднее мы так же продолжали оповещать их, особенно, когда решили, что Билли способен выходить на большее время. Это являлось частью договора, который мы заключили, чтобы обеспечить всеобщую безопасность. Но нужно понимать, что жить в таких условиях тяжело: ведь это колоссальное давление, стресс от осознания того, что все только и ждут повода, чтобы снова отправить его в тюрьму… Он то и дело повторял: «Если я вернусь в тюрьму, то я умру. В тюрьме меня точно убьют…» Задумайтесь на секунду, уважаемые члены комиссии, какое влияние могут оказывать такого рода размышления на человека, имеющего такие проблемы, как Билли Миллиган, — завершил свой длинный рассказ доктор Кол, пытаясь представить Билли в лучшем свете.