Степень вины - Ричард Паттерсон

Кук кивнул:

— Вы явно сочувствуете людям, которых разыскиваете.

Отвернувшись от камеры, Терри почувствовала, как оборвались незримые нити, связывающие ее с женщиной, которую она представляла себе.

— Я проходила практику адвокатом по делам об изнасиловании. На юридическом.

Мгновение Кук смотрел на нее. Потом произнес:

— Тереза Перальта, Мария Карелли — спасибо за выступление в вечерних новостях Си-эн-эн.

Интервью закончилось.

Мария, выглядевшая обескураженной, придя в себя, уронила только:

— Спасибо.

Терри не ответила.

В лифте Мария заговорила:

— Неудивительно, что вы нервничали. У вас никакого представления ни о телевидении, ни о том, как помочь мне.

Терри обернулась к ней. Спросила очень мягко:

— Чего не скажешь о вас, не так ли?

Мария посмотрела, как будто собираясь ответить, но сказала лишь:

— В два у меня встреча. Мне надо переодеться. Пожалуйста, отвезите меня в отель…

…И теперь, шестью часами позже, Терри сидела рядом с Ричи на диване, смотрела выпуск новостей. Елена играла рядом кубиками, подаренными Карло.

Показали клип с Марией Карелли, обращающейся к толпе на ступеньках Дворца правосудия. В простой блузке и юбке, без лидерских замашек — у нее был вид настоящей жертвы; каждый раз, когда толпа разражалась аплодисментами, Терри чувствовала, что это не может не оказать своего воздействия на Маккинли Брукса.

— Вы пришли сюда, — говорила Мария, — потому что поверили мне. За это я вам очень благодарна. Вы собрались не только ради меня — ради всякой женщины, пережившей стыд и трагедию изнасилования.

— Очень хорошо, — одобрил Ричи. — Не замыкается в рамках частного случая, говорит не только о себе.

Терри кивнула:

— Это, конечно, хорошо. Только не думаю, что этим можно задеть за живое потенциальных свидетелей.

— Еще раньше, — звучал голос комментатора, — мисс Карелли и один из ее адвокатов, Тереза Перальта, обратились к женщинам, которые подвергались надругательству со стороны Марка Ренсома, с настоятельной просьбой дать свидетельские показания.

У обратившейся к телезрителям Марии рассудочность явно сквозила и во взгляде, и в тоне голоса. Лицо, хотя и скорбное, было спокойным.

— И здесь она тоже хорошо выступает, — заметил Ричи. Когда камера наплыла на Терри, вид собственного лица поразил ее: она выглядела неуверенной, смущенной и больше походила на жертву, чем на адвоката жертвы. Терри вспыхнула. Услышала собственный голос — в голосе оказалось меньше твердости, чем ей представлялось:

— …она до тех пор прятала в себе воспоминания об этом, пока не превратилась в совершенно другого человека.

Передача закончилась. Терри сидела на диване, скрестив руки, краем уха слушала лепет игравшей Елены.

— Не знаю, Терри, — заговорил наконец Ричи. — Не уверен, что получилось то, чего ты хотела.

Он говорил так, будто хотел утешить ее, убедить в том, что в следующий раз непременно получится удачней. Будто не знал, как знала она, что следующего раза не будет.

— Я выступила настолько хорошо, насколько смогла.

— Знаю, Тер. Тон был неверный, в этом все дело. Сидит женщина, которую ты себе представляешь, — вот рядом ее муж, ребенок… Она подумает и не решится снять телефонную трубку. — Ричи безнадежно пожал плечами. — Не стоит ее осуждать. Думаю, немало женщин по собственной воле оказываются в ситуациях, которых — они это прекрасно знают — следует избегать. То есть сами себя ставят в такое положение.

Терри не отвечала. Наконец сказала:

— Поиграю с Еленой. Включи телефон на запись. Может быть, кто-нибудь позвонит.

— Конечно. — Помолчав, Ричи спросил: — Как насчет обеда?

— Я немного устала. Не приготовишь ли макароны с сыром? Елена поможет.

— А может быть, закажем пиццу? Мне еще надо поработать на компьютере.

Терри посмотрела на него:

— Только без перца. Елена не любит.

Когда принесли пиццу, поперчена была только порция Ричи. Ни одного сообщения по телефону не было.

— Очень плохо, — сочувственно проговорил Ричи. — Получилось, как я и предполагал.

Четырьмя часами позже, когда Терри проверила в седьмой раз, записи по-прежнему не было. Ричи уже спал.

Терри, бесшумно раздевшись, облачилась в длинную тенниску. Легла рядом с Ричи, смотрела на циферблат будильника, отсчитывающего ее бессонные минуты.

В час сорок пять она проснулась.

Звонил телефон.

Она вскочила, протянула руку, чтобы схватить трубку, прежде чем Ричи проснется.

— Алло.

В ответ — слабое гудение, голоса не было слышно. Задвигался Ричи.

— Что за черт…

Терри положила руку ему на плечо. Повторила в трубку:

— Алло.

Еще какое-то мгновение слышался только гул, потом женский голос спросил:

— Это Тереза Перальта?

Терри внутренне напряглась.

— Да. Это я.

— Я узнала ваш голос. — Снова пауза. — Извините за поздний звонок. Но я не могла уснуть.

— Как вы узнали мой домашний номер?

— Я вначале позвонила в справочную. — Женщина рассмеялась дребезжащим смехом. — Если бы с третьей попытки не связалась с Беркли — не стала бы звонить.

— Все нормально. — Терри помедлила. — Вы можете назвать себя?

— Да. — Новая пауза. — Меня зовут Марси Линтон.

Мгновение Терри вспоминала:

— Писательница?

— Вы читали меня?

— Да. — Терри почувствовала запоздалое удивление. — В «Нью-йоркере».

— Очень приятно. — Вежливые слова были сказаны искренним тоном — как будто и глухой ночью Марси Линтон было приятно узнать, что незнакомка читала ее рассказы. — А я смотрела вас по телевизору. И была очень тронута.

— Да?

— Да. — Финальная пауза. — Вы обращались именно ко мне.

4

За три дня до предварительного слушания Тереза Перальта во взятом напрокат «форде-эскорте» с шипованной резиной ехала долиной в Скалистых горах — вздымались черные и белые зубцы вершин, поросшие лесом склоны были так круты, что казалось вот-вот опрокинутся на грунтовую дорогу. Слева отвесная дамба спускалась к потоку, его серые и серебряные водовороты разбивались о стволы и ветви застрявшего на отмели сплавного леса, белого от свежевыпавшего снега. Дорога впереди была покрыта льдом и в лучах утреннего солнца ослепительно сверкала.

Терри включила пониженную передачу. Она забыла взять солнцезащитные очки и теперь, щурясь от нестерпимого блеска, осторожно вела машину, испытывая при этом огромное напряжение — ей впервые пришлось ехать по зеркально-гладкой ледовой поверхности. Вспугнутый олень, едва касаясь земли, несся прочь от шуршания шин и гудения мотора. И не было никого вокруг.

Машина достигла края долины. Горы вздыбились круче, сомкнулись плотней, Терри еще острее почувствовала, как ничтожно мала перед их величием. Единственным утешением было то, что она смогла осознать это чувство и пробивалась своим путем. Марси Линтон — Терри не сомневалась в этом — чувствовала себя здесь еще менее уверенно.

Линтон, как она сама объяснила, писала роман в коттедже своего дяди, расположенном в десяти милях от Аспена. Сюда, четыре года назад она и пригласила Марка Ренсома. На этом телефонный разговор закончился.

Двадцатью минутами позже перед Терри открылась гравийная дорога.

Дорога эта свернула влево, к подножию холма, пробежала по узкому мостику из железнодорожных шпал, пересекавшему поток, нырнула под сосны и закончилась петлей за деревянным гаражом с разместившимся в нем новеньким «джипом-чероки». Рядом с гаражом были видны атрибуты зимней сельской жизни — мини-снегоочиститель, стог сена, покрытый брезентом. От дороги каменная тропинка карабкалась вверх по холму к дому.

Дом был в два этажа, из стекла и дерева, с каменной трубой и студией, где, как предположила Терри, писала свой роман Марси Линтон. Через стеклянную входную дверь стройная женщина высматривала Терри.

Женщина была одета для прогулки — ботинки, джинсы, зеленый свитер; длинные медно-красные волосы стянуты на затылке. Но тяжелая зимняя одежда лишь подчеркивала ее хрупкость, было в ней что-то сугубо городское, неуместное в этой обстановке. Когда женщина вышла навстречу, Терри смогла получше разглядеть бледную кожу, пытливые карие глаза, печальное лицо с тонкими, изящными чертами и едва заметными веснушками. Она была удивительно молода.

— Я Марси Линтон, — представилась женщина. — Рада, что вы нашли меня.

Говорила она отчетливо, но очень тихо, почти шепотом. Протянутая рука была так хрупка, что у Терри появилось ощущение, что она сжимает в ладони птенца.

— Спасибо, — сказала Терри, — я рада, что вы откликнулись.

Марси Линтон посмотрела на свои ботинки, как бы желая убедиться, что в них можно ходить по снегу.