Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов

во-вторых, высшим проявлением человеческой страсти, личности, выходом из необходимости – куда? – навстречу Богу. А Бог, как и у Паскаля, «не Бог философов и ученых, а Бог Авраама, Исаака, Иакова»! Не Бог-теорема, не Бог-абстракция. И Кьеркегор пытается вернуть в христианство вот это утерянное напрочь чувство живого личного Бога, живой личной веры, веры абсурдной и мученической. Веры как страсти, негарантированности, преодолении отчаяния.

Очень коротко напомню вам историю Авраама. Авраам – престарелый патриарх еврейского народа, который мечтал о сыне, и сына у него и его старой жены Сары не было. В конце концов Бог послал им сына, когда его уже быть не могло. «Исаак» значит на иврите буквально «Богом данный». Исаак – это все для Авраама, это свет в окошке! И вдруг Бог говорит Аврааму: ты должен пойти на гору и там закласть своего сына мне в жертву. Почему?! Зачем?! Совершенно непонятно! Бог не объясняет. Да и как это можно объяснить? Это нерационализируемо, непонятно. С точки зрения морали это кажется аморальностью. С точки зрения разума необъяснимо и иррационально. Авраам идет на эту гору и готовится принести свое любимое чадо в жертву. Тут появляется ангел и заменяет Исаака агнцем. То есть только там, где со стороны человека проявляется вера, только там со стороны Бога возможно чудо. Там, где нет веры, там и чуда не будет.

И в этой связи Кьеркегор ставит очень важный вопрос (в рамках ожесточенной полемики с Гегелем и современной ему христианской церковью): можно ли растворить религию в морали и разуме? Можно ли рационализировать веру? Можно ли редуцировать веру к морали и разуму? Он говорит: нельзя! Иначе она была бы не нужна. Вера всегда покоится на личном выборе, она абсурдна. Она базируется только на человеке. А современное человечество утратило веру, утратило страсть, утратило личность, утратило все то, что является фундаментом и религии и человечности вообще.

Кьеркегор противопоставляет Аврааму героев Античности и иудаизма. Например, напоминает историю с Агамемноном и его дочерью Ифигенией и историю судьи Израиля Иеффая и его дочери (вы, наверное, читали неплохой роман Лиона Фейхтвангера «Иеффай и его дочь» на этот ветхозаветный сюжет?). Вот ахейский флот плывет на Трою, но застревает в городе Авлида. Нет попутного ветра, и страшная эпидемия разит войско ахейцев. В чем дело? Спрашивают жрецов. И те отвечают: богиня Артемида гневается на ахейцев, нечаянно убивших ее любимую священную лань. Артемида не дает войску и флоту плыть дальше и убивает воинов чумой. Она требует, чтобы ахейцы во искупление греха принесли ей в жертву вместо убитой лани дочь вождя армии Агамемнона Ифигению. Агамемнон страдает. Как отец, он жалеет дочь, но, как предводитель, он приносит ее в жертву ради общего блага. Похожая история встречается в Ветхом Завете. Вождь евреев, судья иудейский Иеффай для победы над опасным врагом должен пожертвовать Богу свою любимую дочь.

И там и там речь идет о том, что отец жертвует дочерью ради блага народа. Жертвует личным ради общего. Жертвует чувствами любви к дочери ради долга и разума. Тут есть мучительный и острый конфликт внутри человека, но конфликт на уровне этики. «Я жертвую личным ради общественного, одним человеком ради многих». Это трагично, но это можно объяснить, можно рационализировать и нравственно обосновать. Именно так, как вы помните, рассуждал иудейский первосвященник Каиафа, отдавая на казнь римлянам Иисуса Христа: «Пусть лучше погибнет один человек, чем весь город». И ведь не поспоришь: арифметика! Это этика: сфера морали, разума, торжества долга и всеобщности над личным. Сфера римского права и иудейского Закона. Но не Любви, не Благодати.

А, как мы знаем, у Кьеркегора все наоборот. В христианстве, убежден он, личность выше общего (в отличие от языческого мира и даже от иудейского). Индивид выше рода. Поэтому он против такой нормативной скрижалеобразной морали, против законничества, против разума, который анонимен и бесчувственен. Он сталкивает этих героев: греческих и иудейских, с одной стороны, а с другой стороны – Авраама, «рыцаря веры», который ничего не может обосновать, объяснить, выразить, перевести личное на язык всеобщего, которому нечем оправдаться и не на что внешнее опереться – только на себя самого. Вера парадоксальна. Важнейшая тема ставится Кьеркегором: психология веры, метафизика веры. Прыжок человека навстречу Богу. Личный Бог и – Бог безликий, «Бог философов и ученых».

И вот этот живой, личный, загадочный Библейский Бог может услышать человека, зов Иова и Авраама и, отменив Судьбу, сделать возможным невозможное, сделать бывшее небывшим, переписать историю. Вернуть Иову его убитых Дьяволом близких. Вернуть Аврааму принесенного в жертву Исаака. Вернуть Сёрену Кьеркегору его обожаемую Регину Ольсен. И это уже тема, обозначаемая философом как «повторение».

Вот посмотрите, в творчестве Кьеркегора весь набор экзистенциальных тем. Единственность человека, экзистенциальный страх, отчаяние, диалектика человеческой души, метафизический бунт, абсурдность веры. Все то, что потом будет развиваться у самых разных религиозных и атеистических экзистенциалистов на разные лады, все здесь как-то присутствует. Ставлю здесь большое многоточие.

Многое я не сказал. Можно ли за одну встречу, за две краткие лекции успеть рассказать о Кьеркегоре? Но все же я попытался рассказать, что такое Кьеркегор, о чем он, в чем его важность, почему он противопоставлен Гегелю и почему весь экзистенциализм увидел в Кьеркегоре своего гениального предшественника. Как видите, здесь вся эта проблематика: личность, субъективность, свобода, возможность, вера как «тяжба о возможном».

Завершу наш разговор о Кьеркегоре, несколько сумбурный, некоторыми цитатами.

Самая моя любимая цитата у Кьеркегора – позволю себе пересказать ее – из «Афоризмов эстетика». Этот образ неотразим. Когда я это первый раз прочитал, я тогда, летом 1991 года, только окончил институт, мне оставалось несколько месяцев до работы. Я пошел в Ленин-ку, взял там единственное издание Петера Ганзена и начал целыми страницами переписывать. И там прочитал этот афоризм, и он меня зацепил сразу.

Представьте себе образ: представление в цирке. И вдруг начался пожар. Выбегает клоун и говорит: горим. Все смеются и думают, что это – часть представления. Он говорит: горим! А все смеются. И Кьеркегор говорит: сдается мне, что настанет такой момент, когда мир будет рушиться при всеобщем смехе людей, думающих, что это часть клоунады!

Какой образ! Вообразите, часть нашего общего Цирка уже полыхает огнем, а часть – глазеет. То есть даже светопреставление можно в «обществе зрелища» превратить в светопредставление.

Ну а теперь несколько цитат из «Афоризмов Эстетика». Просто наугад – из самого любимого.

«Что такое поэт? Несчастный, переживающий тяжкие душевные муки; вопли и