Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов

глаза, и если она не поймет меня добром, заставлю насильно. Надо, однако, понять меня. Я не хочу бить толпу (одиночка не может бить массу), нет, я хочу заставить ее бить меня. Вот в каком смысле только я пущу в ход насилие. Раз толпа примется бить меня, внимание ее поневоле должно будет пробудиться. Еще лучше, если она убьет меня, тогда внимание ее сосредоточится всецело, а стало быть, и победа моя будет полной. В этом отношении я бедовый диалектик. И теперь уже многие говорят: что вам за дело до Кьеркегора? Вот мы ему зададим! Но ведь говорить, что им нет до меня дела, и в то же время стремиться задать мне означает уже известную зависимость от меня».

«Все идет к тому, что скоро будут писать лишь для толпы, для невежественной толпы, и лишь те, кто умеет писать для толпы».

«Благодаря неоценимому дару Божьему человек, испытывающий сильные удары судьбы, уподобляется редкому инструменту. При каждом новом испытании лира его души не только не расстраивается, но, напротив, приобретает еще одну струну».

«Нет слов, наслаждение имеет в себе много прелести в данную минуту, но для воспоминания нет ничего отраднее перенесенных страданий, то есть страданий за добро и истину. К тому же нам дано лишь семьдесят лет для наслаждения, и целая вечность для воспоминаний. Наслаждению уже совсем нет места в воспоминании».

«„Вечное“ таинственно-нераздельно с человеком во все возрасты жизни, но внимание смертного отвлечено временным, и он не видит того, что около него».

И последнее из «Дневников», уже – вот совпадение! – ненамеренно и случайно отсылающее нас к теме следующей встречи:

«Окончить совсем Дон Кихота нельзя: его надо изображать постоянно на лету, в погоне за бесконечным рядом. Дон Кихот бесконечно совершенствуется в безумии».

Вообще я не люблю на лекциях много зачитывать. Но Кьеркегор так прекрасен, тонок, остроумен, задушевен, что все время хочется его цитировать и цитировать. Но давайте теперь перейдем к вашим вопросам.

Вопросы

– Если сильный акцент делать на субъективность, если она так ценна, получается, что единственная достоверная реальность – субъективная реальность. И тогда какое отношение к другим? То есть вот как возможно сообщество людей таких? Всегда этот вопрос меня мучил, если честно. – Вы знаете, я, наверное, не смогу так хорошо на этот вопрос ответить, потому что он действительно требует большого размышления и большого, долгого ответа. Могу сказать, что вы правы. Это вообще Ахиллесова пята всего экзистенциализма. При постоянном подчеркивании субъективности, всегда неизбежно встает вопрос о Другом.

У некоторых экзистенциалистов он решается более-менее удовлетворительно, как у Ясперса с его экзистенциальной коммуникацией, или у Бубера с его философией диалога, или у Бердяева с его коммуникативными размышлениями. А у таких, как Сартр, все очень плохо в этом смысле, мы об этом еще поговорим («Ад – это другие»). Кьеркегор, как вам сказать? Ну, конечно, он не солипсист, субъективизм его не приходит к какому-то эгоцентризму. Мне кажется, что у него чего-то похожего на ясперсовскую, тем более буберовскую концепцию Другого, такой теории коммуникативности и интерсубъективности нет.

Но я думаю, что тут надо действительно требовать от человека, от мыслителя, то, что у него есть, а не то, чего у него нет. Конечно, он не какой-то жуткий эгоцентрик. При этом, конечно, интроверсия, самоанализ, саморефлексия у него – главное. Я думаю, что просто очень важно понимать духовный контекст, в котором он действовал. Да, это Гегель, это восприятие личности как чисто гносеологического субъекта, культ всеобщего… И ему очень важно было «прыгнуть» резко в другую сторону: сказать о ценности Единственного. И это часто производит впечатление. Это, кстати, параллельно рифмуется чем-то со Штирнером, его современником, и в чем-то главном они пересекаются даже больше, чем может показаться на первый взгляд. Интересная тема, кстати: экзистенциальные идеи у Штирнера.

Но мне все-таки кажутся существенными три вещи, если очень коротко отвечать на ваш вопрос. Во-первых, подробно эту тему Кьеркегор не разбирал. Во-вторых, он, конечно, не был эгоистом, эгоцентриком, солипсистом, иначе бы он не стремился, например, спровоцировать толпу. И в-третьих, очень важно то, что он, с одной стороны, отталкивается от гегельянской философии, с другой стороны, от вот этого омассовления, которое вокруг него происходит и которое он на своей персоне очень хорошо испытал в связи с этой травлей со стороны журнала «Корсар». Он был очень чуток и постоянно твердил верную мысль о том, что масса никогда не истинна. Я бы только эти три тезиса назвал.

– А мир для него есть?

– Ну, конечно, Кьеркегор всецело, как в высшей степени христианский философ, центрирован на теме Личность – Бог, и он, конечно, очень мало внимания уделяет природе, миру, вещам. В той мере, в какой он о них говорит, он именно говорит о выходе личности из природы, об уникальности человека как Божьего создания и так далее. То есть вся его философия центрирована на эту ось, как вообще в христианстве: Личность и Бог. Помните, у Августина: «Хочу знать Бога и душу. Бога через душу и душу через Бога. И более ничего!»? А мир?

Что мир? Он о нем особо ничего не говорит, то есть его другое волнует и интересует. А природа его мало занимает. Это интересно: когда мы дальше в ходе нашего курса дойдем, скажем, до Камю и Сартра, интересно будет сравнить их отношение к природе. Но мы об этом еще поговорим. Оно очень разное.

– Я бы хотел схему нарисовать очень простую, отвечая на этот предыдущий вопрос. Я тут подумал, мы все говорим: «субъективность», и у меня была четкая уверенность, что мы понимаем субъективность не так, как ее понимал Кьеркегор. Она у нас в совсем другой контекст вкладывается. Ну, у нас она вкладывается в контекст, который заявлен рекламой: твои личные переживания есть огромная ценность, и от них ты должен отталкиваться. То есть мировоззрение современного человека, и наше, я думаю, таково. То есть центр мира – это мы сами. Кьеркегор по-другому мыслит. По-моему, это мироощущение – как у аскетов в пустыне. Мир религиозного человека такой: в центре Бог, а не человек. И поэтому, когда каждый человек двигается к центральной точке, то люди таким образом приближаются друг к другу. Поскольку