Когда поют цикады - Стивен Амидон

об этом в брошюрах не пишут. Во что он ввязывается, так это в пытку. И не на какие-то десять дней. На целых тридцать. Теоретически – навсегда. В этом и заключался план его спасителей. Марш-бросок туда, где больше нет блаженного облегчения.

И всем Венди на свете было не понять одной вещи. Уже слишком поздно. В прошлом году, быть может, у него еще имелся шанс. Уж точно десять лет назад, до того как все накрылось медным тазом. Завязать-то он помышлял всегда. Еще в колледже Патрик просек, что его отношения с выпивкой чересчур уж душевные. Однако верил, что в его силах совладать с пристрастием. Он выработал систему. Днем – ни капли, если только не на чьей-то свадьбе, а Лили за рулем. Трезвые дни, безалкогольные месяцы. И система работала. Его никогда не заставляли дуть в трубочку. Он никогда не ввязывался в драки, никогда не появлялся пьяным на работе. Окружающим и в голову не приходило, что он дает слабину. Чего Патрик не видел сам, однако, так это того, что он закладывает фундамент. Точнее, вытравливает таковой, каплей за каплей этилового спирта. Ведет себя как самоуверенный боец, отбивающий выпад за выпадом, не понимая, что его противник лишь оценивает его перед сокрушительным хуком слева, который вырубит его напрочь.

Таким ударом, несомненно, явилось сведение Габи счетов с жизнью в кабинке туалета в «Макдоналдсе», неизменно рисовавшейся Патрику мерзкой, перепачканной дерьмом и исписанной надписями, хотя там вполне могло быть и безупречно чисто. После смерти дочери он дал себе торжественное обещание больше никогда не пить. Возвращение к прежним привычкам представлялось ему немыслимым. Так оно и оказалось, хотя и не в том смысле, в каком он предполагал. Через три дня после ужасной кары господней Патрик сделал большой глоток из бутылки «Грэй Гус» и не отрывался от нее, пока не впал в состояние, которое так и не решились назвать комой. Шлюзовые ворота распахнулись. Налаженная система сдержек и противовесов в конце концов отказала. Одна за другой оставались позади жуткие вехи. Первая пьянка посреди рабочего дня – в «Папильоне», кто бы мог подумать, Мишель Махун самолично потчевал его последней бутылкой великолепного бургундского.

– Иногда можно и вином себя побаловать, – заметил ресторатор с левантийской веселостью.

Первая мелкая автомобильная авария. Первая бутылка, припрятанная в офисе. Первая отключка. Первый ультиматум от жены. Первый развод с ней же. Первое мочеиспускание в кровать. Первое испражнение в кровать. Первый раз, когда Патрик услышал голос Габи. И вот теперь первый раз, когда его отстранили от единственной работы, которую он умеет выполнять.

Со стороны могло бы показаться, что к этому времени он уловил сигнал. Но именно этого люди и не понимали. Выпивка действует. В этом-то сигнал и заключается. От пьянства отговаривают, мол, потому что лучше от него не станет. Что есть ложь. Еще как станет! При достаточной степени опьянения вообще ничего не чувствуешь – а это самое восхитительное ощущение из всех. И если самое лучшее, что мир в состоянии тебе предложить, это сидеть в удобном кресле, потягивая самый торфяной односолодовый виски, какой только можно достать, да под звуки «Этюдов» Шопена в исполнении Маурицио Поллини, – то и ради бога, не стесняйся, мужик! Даже если ты и мчишься навстречу своему року, высота пока еще огромная. В ушах свистит ветер, и вид с верхотуры пока еще вполне неплох.

Но теперь внизу показалась земля. До удара три дня.

Одно было ясно. К какому бы решению он ни пришел к утру понедельника, когда на пороге объявится Грифф, о воздержании до тех пор не могло быть и речи. Патрик извлек из холодильника «Грэй Гус». Налил себе стакан и принялся любоваться игрой предвечернего солнца в вязкой жидкости. И тут зазвонил мобильник…

Даниэль. Приглашение приехать к нему домой она приняла без колебаний. Он убрал стакан в холодильник, даже не пригубив водки. Насколько мог, привел в порядок дом и себя. Женщина прибыла минут через пятнадцать.

– Я ожидала чего-то побольше, – заметила она, когда Патрик отвел ее ко взятому напрокат дивану.

– Побольше мы продали после развода.

– Было как у Бондурантов?

– Более-менее.

– Ого, вы, должно быть, по-настоящему хотели разбежаться.

– Моя жена хотела.

– Из-за выпивки?

– И дочери.

– Не стесняйтесь, выпейте, если хочется, – сказала Даниэль. – Судя по вашему виду, вам необходимо. Мне плевать.

– Только не один. Вам придется присоединиться ко мне.

– Не пьете в одиночку? – подозрительно сощурилась она.

– Нет, если кто-то есть рядом.

Патрик продемонстрировал заиндевелую бутылку. Женщина пожала плечами. Он налил ей стакан, затем достал собственный из холодильника. Даниэль проследила за его манипуляцией с некоторым удивлением, однако от комментариев воздержалась.

– Не хочу показаться капризной гостьей, но хотя бы долька лайма у вас найдется?

Обнаруженный лайм больше походил на нечто отправленное в лабораторию на биопсию. Патрик вытащил из подставки нож и замер над разделочной доской в ожидании, пока лезвие не прекратит вибрировать как камертон после удара. И тут Даниэль встала рядом с ним и взяла его за руку.

– Я сделаю, – произнесла она.

– Значит, вы присутствовали на суде, – начал Патрик, когда они расположились с выпивкой.

Женщина пригубила напиток и уставилась в стакан.

– Меня усадили через проход от его отца. Я попыталась выпучить на него глаза, вот только это казалось неправильным. Вообще все. Пресс-конференция, зал суда. И паренек. Он просто ребенок.

– И тем не менее. Люди порой удивляют.

– Патрик, мне кажется, вы правы. Кристофер Махун не делал этого.

– Понимаю.

– Даже представить себе этого не могу. Зато остальные даже не сомневаются. Кроме вас.

– Вы сегодня в сеть заглядывали?

– Предпочитаю обходиться без нее. Если захочу, чтобы меня обозвали бессердечной сукой, просто позвоню одному из бывших.

– Оказывается, в прошлом году Джек влип в неприятности с девушкой.

– Вот как? И что за неприятности?

– Ну… Проявил излишнюю агрессивность. И, похоже, Пэрриши выплатили девушке и ее матери небольшое состояньице, чтобы замять дело.

– Так вы сказали копам, что его-то и видели?

– С копами у меня не сложились отношения. Была неприятная история с одним из детективов. С Прокопио.

– Да, тот еще фрукт.

– Он был одним из тех, кто повязал Габи перед тем, как она умерла. Уперся – и ни в какую.

– Ох, ясно. Черт.

– В общем, навряд ли я сойду за достоверного свидетеля.

– И все же.

– Да, вы правы. Я позвоню им. Просто дайте мне очухаться.

– Я очень хочу, чтобы сделавший это заплатил. Вдруг от этого хоть немного полегчает.

– Вы хотите правосудия. Хотите двигаться дальше.

– Правосудия я хочу, это верно.