Бисмарк - Николай Анатольевич Власов

«своих», так и среди «чужих». Приращение прусской территории лишало корон одновременно нескольких германских монархов, что стало грубым нарушением легитимистских принципов, столь дорогих сердцу короля Пруссии. Вильгельм.1 предпочел бы отнять у своих противников часть территории, но не стирать их владения с географической карты целиком. Позиция Бисмарка была проста и понятна: отнимая у врага лишь часть, превращаешь его в долговременного противника; малые германские государства надо либо прощать, либо уничтожать. Тем не менее на его предложения Вильгельм I согласился с крайней неохотой, тем более что окружение королевы Аугусты и кронпринца категорически осуждало «пиратскую политику Отто Аннександровича»[447].

Достаточно негативно отнеслись к прусским аннексиям в Париже и Петербурге. Сразу же после подписания прелиминарного мира Бенедетти вновь обратился к Бисмарку, заявив о желании Франции получить компенсации за свое доброжелательное отношение к Пруссии в ходе войны. Властности, речь шла о Саарской области и Люксембурге. Поскольку последний принадлежал королю Голландии, Пруссия должна была передать последнему в качестве компенсации Восточную Фризию. Бисмарк в ответ заявил, что он и так уже заплатил по счетам, пойдя навстречу французскому императору в вопросе об условиях мира с Австрией. Уступка же прусской территории в ситуации выигранной войны невозможна.

Французская дипломатия решила повысить ставки: 5 августа в руки Бисмарку попал проект конвенции, составленной лично министром иностранных дел Эдуардом Друэном де Люисом. В ней Франция претендовала не только на Саар и Люксембург, но и на другие территории по левому берегу Рейна. В случае если Пруссия отклонит соглашение, Друэн грозил серьезными осложнениями в отношениях двух стран. Бисмарк отреагировал жестко: «Мы вооружены, вы нет»[448]. Если Франция хочет войны, она ее получит — ради этого в Берлине готовы даже пойти на уступки Австрии и мобилизовать германское национальное движение. Это не являлось пустой угрозой: общественное мнение Южной Германии действительно склонялось к тому, чтобы в случае французской агрессии встать на сторону Пруссии. В итоге императору французов пришлось дезавуировать своего министра иностранных дел и отправить его в отставку.

Однако Наполеон III не собирался отказываться от идеи получить компенсацию. Теперь он намеревался прощупать, может ли Париж рассчитывать на помощь Пруссии в вопросе присоединения Бельгии. Бисмарк реагировал уклончиво, заявив, что император вряд ли может надеяться на большее, чем повторение его собственной позиции, то есть на благожелательный нейтралитет. Впрочем, он попросил Бенедетти представить ему проект тайной конвенции, в которой Пруссия соглашалась бы на приобретение Францией Бельгии, а та, в свою очередь, не возражала бы против распространения прусского влияния на Южную Германию. 19 августа 1866 года текст конвенции оказался в руках Бисмарка. Разумеется, глава прусского правительства изначально не собирался ничего подписывать — текст требовался ему в качестве компромата, который позволил бы в нужный момент продемонстрировать всей Европе агрессивную сущность французской политики. Наполеон III остался с пустыми руками и со своими иллюзиями, которые Бисмарк пока что старательно подпитывал.

При российском дворе были возмущены беспардонными действиями пруссаков в отношении монархов, не- I которые из которых состояли в близком родстве с царской семьей. Поэтому в августе на берега Невы в качестве специального уполномоченного был направлен генерал Эдвин фон Мантейфель. Ему, известному своими ультра- i консервативными взглядами и пользовавшемуся особым расположением Александра II, предстояло объяснить российскому императору причину столь грубых нарушений монархического принципа, а также намекнуть на то, что Пруссия, в свою очередь, не будет возражать против пересмотра Петербургом унизительных статей Парижского мира. Одновременно Бисмарк считал необходимым припугнуть царя революцией: «Давление из-за рубежа заставит нас провозгласить германскую конституцию образца 1849 года и принять действительно революционные меры.

Если революции суждено случиться, то лучше мы совершим ее сами»[449].

Эта фраза стала одним из самых знаменитых высказываний «железного канцлера» и часто используется для характеристики его политики в Германском вопросе. Объединение Германии принято называть «революцией сверху» — этот термин появился практически сразу после победы над Австрией. Так, 28 июля 1866 года Генрих фон Трейчке писал жене, что «революция, в состоянии которой мы сейчас находимся, пришла сверху»[450]. Спустя пять лет объединение Германии назвал «немецкой революцией» и Бенджамин Дизраэли[451]. Впоследствии, уже в конце XX века, с легкой руки Лотара Галла за Бисмарком закрепилось прозвище «белый революционер» (восходящее, впрочем, еще к современнику «железного канцлера» Людвигу Бамбергеру). Это верно в том плане, что глава прусского правительства для реализации своих целей активно прибегал к методам из арсенала своих противников и совершал такие преобразования, которые, казалось, могли быть произведены только успешной революцией. Однако его j главные устремления кардинально расходились с устремлениями немецких революционеров. Бисмарк стремился объединить Германию не ради единства нации, а ради увеличения мощи и влияния Пруссии; он был готов сформировать в высшей степени демократичное по своей форме народное представительство не ради развития парламентаризма, а ради сохранения власти традиционной элиты и основ существовавшей политической системы. Ради достижения своих целей Бисмарк был готов использовать практически любые методы, цель для него неизменно оправдывала средства.

Из аннексированных территорий наибольшее сопротивление прусскому захвату оказал Ганновер. Слепой король Георг V бежал за рубеж и до конца жизни не отказался от своих претензий на трон. Монарха поддерживало достаточно мощное партикуляристское движение, называвшее себя «вельфами» по имени свергнутой династии. Бисмарк, в свою очередь, конфисковал имущество ганноверского королевского дома и образовал из него секретный фонд, также получивший название Вельфского. Средства этого фонда находились в личном распоряжении главы правительства и никак не контролировались парламентом. Вельфские деньги Бисмарк активно тратил в том числе на подкуп журналистов, которых в обществе презрительно называли «рептилиями».

Победа над Австрией позволила Бисмарку наконец разрубить гордиев узел и во внутренней политике. Еще до отъезда на театр военных действий 20 июня он встретился с Гансом Виктором фон Унру, чтобы узнать, какую позицию займут прусские либералы. Унру ответил, что теперь, когда война началась, не остается иного выбора, кроме как поддерживать борьбу за существование прусского государства; однако после войны необходимо вернуться на почву конституции. Этот ответ удовлетворил Бисмарка, который пообещал пойти навстречу парламенту, добиться от короля уступок даже угрозой собственной отставки и удалить нескольких наиболее неприятных либералам министров[452]. Контуры компромисса были намечены, однако ключевую роль играли события на театре военных действий.

Уже первые июньские победы значительно изменили настроение в обществе и вызвали всплеск энтузиазма.

К тому же многие избиратели попросту устали от многолетнего противостояния правительства и парламента, и либеральное большинство, не делавшее никаких конструктивных шагов, стало постепенно терять популярность. Новые выборы в Палату депутатов состоялись 3 июля 1866 года;