Кулинарная битва - Карин Джей Дель’Антониа

Мэй закатила глаза. Может, потому что ей известно, что все мужики предсказуемы? Потому что знает, если им кажется, что они тебя подцепили, им только бы ближайшую горизонтальную поверхность отыскать.

Он сник, отвернулся и махнул рукой.

– Может… Ты, наверное, права.

Из него как будто воздух выпустили. Ему, похоже, нужна передышка. Но не та сейчас ситуация, чтобы давать ему время осмыслить трагическую новость о том, что его хваленая неотразимость – просто мыльный пузырь.

– Значит, так. Она украла наш рецепт. – Мэй взяла быка за рога. – Надо решить, что мы теперь будем делать. Можем мы это доказать? Можем проверить?

Не успел Энди раскрыть рот, как по тротуару зацокали каблучки. Сабрина бежала к ним так быстро, как только позволяли ее шпильки.

– Что? Что случилось? Что-то не так с цыплятами? Выкладывайте!

Энди предостерегающе положил руку на плечо Мэй, но она была слишком расстроена, чтобы сдержаться.

– Аманда украла наш рецепт! Их курица раньше на вкус была совсем другой. а теперь – от нашей не отличишь. Энди первым заметил. Он прав. Они курицу по нашему рецепту маринуют.

Сабрина остановилась как вкопанная.

– Вот это номер! – Она вытащила телефон. – Мэй, повтори, что ты сейчас сказала. Скажи-ка еще разок.

Энди замахал руками перед камерой телефона:

– Она не хочет. Мэй, не надо! Ты потом пожалеешь. Давай лучше сначала обсудим. Поговорим с Амандой. Она объяснит…

Никакого внятного объяснения, однако, не существовало. Никакого. Если Аманда передала Нэнси их рецепт, если предала и Мими, и Барбару, и Мэй, и всю свою семью, значит, она их всех ненавидит. Всех, а не только Мэй.

Надо признаться, еще неделю назад процветание «Мими» не слишком ее занимало. Мэй, конечно, не хотелось, чтоб их семейный ресторанчик закрылся, но, честно говоря, его судьба стояла у нее далеко не на первом плане. Но теперь, после устроенной ею генеральной уборки, после всех размороженных в ледяной воде цыплят, после долгих часов у жаркой плиты вдруг оказалось, что она и «Мими» неразделимы. Только раньше она почему-то этого не знала. Мэй даже поняла, что хочет она того или нет, но подсознательно подчиняется ритму, по которому живет их кухня, что ее потребность в действии, ее постоянное стремление избавиться от ненужного – все возникло здесь, корень всего – «Мими». Поняла, что, наводя чистоту в своей собственной жизни, всегда стремилась к тому порядку, который видела на кухне «Мими». Только там у Барбары все стояло на своих местах, все было просто, удобно и разумно, и эта простота навсегда стала для Мэй идеалом и мерилом красоты. С людьми, которые не знали ни простоты, ни естественности, ей хотелось поделиться именно тем, что она обрела в «Мими».

А Аманда готова все это разрушить, готова лишить ее самого дорогого. Ей плевать на то, чего хочет сестра: разорить «Мими», одержать над ними победу в «Войнах» или их обокрасть. Главное, что она, Мэй, стоит на защите того, что ей важно и дорого.

Мэй гордо посмотрела прямо в Сабринину камеру.

– Когда мы сейчас попробовали цыплят из «Фрэнни», мы с удивлением обнаружили, что их готовят по нашему рецепту. Вкус у блюд, предоставленных мэтрам кулинарии нашими двумя ресторанами, совершенно одинаковый. Моя сестра, должно быть, раздобыла наш рецепт. Но состав смеси специй дела не решит: никто не сможет повторить магию «Мими». А те, кому все равно, что еще они положат на тарелку рядом с этим цыпленком, пусть не пытаются с «Мими» сравниться. У них все равно не получится.

Мэй нашла отличное слово «раздобыла» и совершенно не собиралась уточнять, как именно Аманда «раздобыла» их рецепт. Пусть Сабрина сама, если хочет, два и два сложит.

Сабрина повернулась к Энди:

– Когда ты пробовал утром цыпленка из «Фрэнни», по твоему лицу сразу стало понятно, что ты поражен. Что, по-твоему, случилось?

Мэй нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Давай же. Посмотри правде в глаза, Энди. Она надеялась, что профессиональная гордость в нем пересилит все остальное, чем бы это «остальное» ни было. Энди с минуту молчал. А потом все-таки поднял глаза на камеру:

– Я понял, что наших цыплят невозможно отличить от цыплят «Фрэнни». Я думал, что спутал тарелки. Думал, я взял кусок собственного цыпленка. Нашего… То есть из «Мими». Но он был иначе поджарен. Мы во фритюре только картошку делаем, а цыплят жарим на чугунных сковородах. Вкус от этого изменяется, и вид у готовой курятины тоже получается другой. Но коктейль из специй для маринада я всюду узна́ю – от него весь вкус. Когда я ел во «Фрэнни» несколько месяцев назад, еще до того как начал работать в «Мими», цыплята там были другие. А сегодня – такие, как наши.

Сабрина выключила камеру и сунула телефон в карман.

– Невероятно! Уму непостижимо! – сказала она. – В нашем шоу еще такого не случалось, чтобы кто-то чужой рецепт украл. И кто? Аманда! Кто бы мог подумать! – Она засмеялась. – Признаюсь, Мэй, я думала, из вас двоих, если кто ни перед чем не остановится, так это ты. Ты просто рождена для телевидения. Камера от тебя оторваться не может. Вот я и решила, что ты, а не Аманда ради победы на все пойдешь. – Ведущая покачала головой. – Как говорит моя мама: «В тихом омуте черти водятся».

– Но что нам теперь делать? – не удержалась Мэй.

Сабрина уже торопилась на парковку, подпрыгивая, как счастливая школьница.

– Как что? Конечно, саму Аманду обо всем расспросить.

Расспросить Аманду? Аманду, накрашенную на все сто, с ее шикарной стрижкой и с таким количеством камней за пазухой, припрятанных для Мэй, что кажется, она сестру вообще никогда не знала. Она посмотрела на Энди.

– А что, если ты ошибся?

– Больше всего на свете я бы хотел ошибиться. Увы, я прав.

Аманда

Солнце палило вовсю, ее древняя тачка без кондиционера раскалилась добела, и, приехав домой, вся в поту и от жары, и от смятения, Аманда на ходу расстегивала форменную рубашку «Фрэнни». Сегодняшнее утро было кошмарным, хотя цыплята удались, Нэнси вроде бы не сердилась, и она сама даже не выставила себя особенной идиоткой. Мэй, в голубой блузке в цветочек и в расклешенной юбке, выглядела миниатюрной Дороти. Специально, что ли, вырядилась? Кто-кто, а уж Аманда отлично знает, как яростно сестра ненавидит «Волшебника Изумрудного города». Так яростно ненавидеть несчастную книжку можно, только если сам вырос в Канзасе и всей душой мечтаешь вырваться отсюда любым способом. Лицемерка! Распинаясь перед тремя судьями о