Опыт интеллектуальной любви - Роман Савов

Второй поток. Еда. Общение с коллегами. Еще не старая женщина — филолог говорит о своем сыне, который работал в колледже. О плохо составленном расписании. Об отсутствии перспектив.

Я окунаюсь в проверку, забывая о реальности. Дни проходят неторопливо, напоминая пересменок в пионерском лагере. Я рано ложусь. Рано встаю. Добираюсь на троллейбусе до колледжа, провожу изложение, наслаждаясь непосредственным общением со студентами, обедаю с экзаменаторами. В полдник секретарь приносит кофе. Вечером меня отвозят домой. Я ужинаю, смотрю телевизор. Ложусь спать.

В этом бессобытийном времяпрепровождении нет места для Насти. Я не звоню ей. Неохотно подхожу к телефону, радуясь, если звонит не она.

Когда же ей удается связаться со мной, искренно говорю об усталости, о недостатке времени, о будущей встрече.

Через три дня проверки я и сам начинаю верить в то, что могу обойтись без нее. Я не чувствую в ней неодолимой потребности. Я научился жить самостоятельно.

Когда я подхожу к телефону, я почти убежден в том, что это она. Но это не она. Молодой женский голос просит позвать к телефону Родиона. Девушка представляется Олесей. Она объясняется в любви. Жаждет встречи. Договариваемся о встрече рядом с ТД "Барс".

Разумеется, я не иду туда. Мне кажется, что на этом история и закончится, но не тут-то было. Звонки начинают повторяться с изрядной периодичностью. Иногда звонят ночью, иногда вечером. У меня идет кругом голова. Я уже не знаю, когда звонит Настя, когда Олеся, когда заказчица, когда администрация медицинского колледжа. Беспорядок и сумятица вторгаются в размеренный распорядок.

Я начинаю выключать телефон на ночь.

В этот вечер мы снова обедаем в "Фонтане". Она печальна.

— Ты бросишь меня!

— Не говори чепухи. С чего ты взяла?

— Тебя будет окружать огромное количество молоденьких студенток. Ты не выдержишь.

— В школе меня тоже окружало большое количество девиц.

— Те были несовершеннолетние. Ты же не извращенец.

— Ты так думаешь?

— Эти медички удивительно развязны. Они соблазнят тебя. Ты пропадешь.

Я засмеялся.

— Я иду учить их, а не соблазнять. Я никого не люблю, кроме тебя.

Моисеев подходит ко мне около расписания. Мы стоим рядом и сосредоточенно копируем данные.

Первого сентября, в среду, у меня будет четыре пары. И все — логика. До меня доходит, что я совершенно не готов проводить курс. Я разработал документацию, прочитал половину учебника по "Социальной психологии" и половину по общей, но даже не притронулся к логике.

Моисеев предлагает пойти вместе с ним в лаборантскую, которая представляет из себя комнатушку с громадным письменным столом, сейфом и книжным шкафом, грязным, страшным и пахнущим какой-то дрянью.

Стук в дверь. В комнату входят две женщины — Орлова и Белоусова. Зашли, видите ли, познакомиться с молодыми специалистами, ибо и сами таковы.

Орлова говорит о наболевшем — об антропологии, которую ей вручили. Она не имеет ни малейшего понятия о том, чем занимается эта наука. Я предлагаю ей заехать в "Барс" и купить "Педагогическую антропологию" Ушинского для начала. Орлова лезет в сумочку за записной книжкой.

Когда она отворачивается взгляд, мне представляется благоприятная возможность рассмотреть ее. Орлова уже не девушка. На вид ей около тридцати пяти. Миловидное красивое лицо, стройные ноги, элегантный деловой костюм, вожделение в глазах.

Я подумал, что, вероятно, схожу с ума. У какой по счету женщины за этот месяц я вижу вожделение в глазах? Разве такое может быть?

Чулки телесного цвета. Туфли на высоком каблуке. Ухоженные пальцы ног. Я почувствовал, что возбуждаюсь.

Когда Орлова находит блокнот и поднимает глаза, я вижу на ее лице похотливую улыбку.

Точно. Схожу с ума. Я стал озабоченным.

Перед уходом Орлова предлагает обменяться телефонами — "на всякий случай". Меня не покидает ощущение, что она заигрывает с нами. На ее руке нет обручального кольца. Однако общение с женщинами старше меня хоть и входит в область фантазий, но явно не входит в область их воплощений. Я сдерживаю похотливость, усилием воли переключая личность на общение в общечеловеческом режиме.

Уже прощаясь, Орлова задерживается в дверях, а я делаю шаг, чтобы выйти. Мы оказываемся прижатыми друг к другу. Я ощущаю ее жаркое дыхание, вижу как вздымается грудь в декольте.

Она поднимает лукавые глаза:

— Звоните.

— Я… позвоню.

Таких заигрываний я не помню со времен Панасюженковой. Не хватало еще, чтобы потрогала меня за причинное место!

Я провожаю взглядом ее совершенные ноги.

— Ну, что, Виталий, пойдем!

— Ты меня не помнишь?

Я долго гляжу на Моисеева.

Он никогда не выделялся, поэтому его невозможно вспомнить. С ним не было связано ни одной сильной эмоции: он не дрался, не был тем, кого бьют, просто серая мышь, на которых просто не обращаешь внимания. Теперь же я его вспомнил.

— У тебя ведь классной была Зеленова?

— Да. А у тебя — Исаева.

— Мне повезло.

— Почему повезло?

— Не знаю, как вы все учились у Зеленовой? Она же совершенно ничего не смыслит в педагогике. Когда я собрался поступать в педагогический, она сказала матери, что мне об этом нечего и думать, что я буду профнепригодным. Из-за нее я потратил столько времени.

— Где же ты учился?

— Сначала закончил медколледж.

— Ты закончил медколледж?

— Да. Потом поступил на факультет психологии в пед.

— У тебя два образования?

— Да.

Я обливался потом. Начало сентября выдалось зверским: 27 градусов. На второй половине первой лекции я снял пиджак, оставшись в жилетке, на второй перемене я снял жилетку, но и это не помогло. Я чувствовал, что умираю от жары. И голода…

Брюки сползли на бедра, а живот прилип к спине.

С собой у меня было пятьсот рублей и нехорошее предчувствие, что с этой купюрой меня не повезут.

Второй водитель тридцать третьей высадил меня, не доезжая до остановки. Я попытался доказать свою правоту, но он был неумолим.

Пришлось идти до Новой, изнемогая от духоты.

Едва я зашел в квартиру, раздался телефонный звонок. Меньше всего мне хотелось беседовать сейчас с кем бы то ни было. Однако мама позвала, т. к. спрашивали "Родиона Романовича".

— Родион Романович, здравствуйте!

— Здравствуйте.

— Вы меня не узнаете?

— Нет, не узнаю, — мрачно промолвил я.

В трубке раздался нервный смешок.

— У меня есть два билета в Приоленд. Не хотите составить компанию?

— Извините, но вы кто?

— Девушка.

Смешок.

— А как вас зовут?

Уж не происки ли это Олеси? Очень уж на нее похоже.

— Татьяна.

— "Итак, она звалась Татьяна", — процитировал я.

Голова раскалывалась от жуткой боли. Хотелось есть и спать. Вместо этого мне предлагают сходить на карусели.

— А вы считаете нормальным такое приглашение? Обычно мужчина приглашает женщину.

— Сейчас мужчины такие, что если не взять инициативу в свои руки, то ничего и не выйдет. Сколько раз убеждалась!

— Вы приглашаете меня на аттракцион с тем, чтобы я заплатил за обоих?

— Ну вот, опять! Ну, что вы за мужики! Ну, хотя бы один нормальный попался.

У меня возникло неодолимое желание повесить трубку. Что я и сделал.

Она перезвонила через минуту.

— Разъединили.

— Да, связь плохая, — усмехнулся я.

— У меня контрамарки.

— И вы приглашаете?

— Да.

Неожиданно для себя я согласился.

Мы условились встретиться на остановке "Площадь Победы".

А если это не Настя, если это не Олеся, то кто? Я начал представлять себе ту, которая могла бы позволить себе такое безумство: Орлова, Татьяна Владимировна, Светлана Сергеевна, Екатерина Игоревна? Кого бы я хотел встретить, если бы это непременно должна была оказаться одна из них?

Перебрав в уме воспоминания об этих женщинах, я понял, что мне больше по душе та, которая не вызывает похоти — Светлана. Секретарь учебной части.

Я загадал: если это будет она, я больше никогда не увижусь с Настей. Гадание на женской плоти. До чего же я дошел!

Уже подходя к остановке, я увидел Свету. Сбылось.

Неожиданно я почувствовал легкое волнение. Неужели из-за нее? Не может быть. Я уже столько встречался за это лето с разными женщинами, что ни одна не может вынудить меня нервничать. "Это голод".

И вдруг я все понял. Я понял, что старое не умирает, как не умирает и человек. Постепенно перед глазами появляется нечто новое: сначала — маленькое, но потом оно растет все больше и больше, пока не заслоняет мир.

Вот и теперь. Мир Насти, а значит, и мой мир уходит, и я провожаю его своим волнением.

Но что мне делать сейчас со Светой?

— Здравствуйте, — я напряжен и взволнован.

Как говорил Каа: "Нелегко менять кожу".