Английский дневник - Елена Никова

широкоплеч, но несколько по-юношески угловат. Его темные глаза обладали вдумчивой и изучающей выразительностью. Когда он был взволнован или с чем-то не согласен, левое веко у него слегка подергивалось. Над верхней губой темнели неокрепшие черные усики, напоминающие подростковый пушок. Во всем его облике имелось что-то мальчишеское, входившее, однако, в контраст с его поведением. Он был не по годам сдержан и целенаправлен, часто погружен в себя, а на лице его время от времени появлялась блуждающая улыбка.

Мы познакомились, когда Витек пригласил нас в гости. На столике стояли вино и стаканы. Миша посидел несколько минут, наотрез отказался с нами пить и ушел, как он выразился, «дышать сосновым воздухом».

– Странный он какой-то, – сказала Милка.

– «Странный» не то слово. Вундеркинд! – с ударением изрек Витек, разливая вино по стаканам.

– Вундеркинд? Как это? Он что, настоящий вундеркинд? – не поверила Милка.

– Самый что ни на есть. Он школу в тринадцать лет закончил. И сразу в университет поступил.

– Ничего себе! Свет, ты только представь.

– Вот, Милочка, можешь взять у него интервью для своей газеты, – подкинула я идею.

Молчаливый Димон пьяно кивнул головой.

– Точно, классная идея. Так, а сколько же ему лет? – не унималась Милка.

– Двадцать. Он университет за три года окончил и три года был в академке. Перезанимался. Правильно я говорю, Димон?

Димон снова молча кивнул головой.

– Димон с ним полгода в одной группе проучился. У Мишки уникальные математические способности. Мы хоть тоже математики, но ему в подметки не годимся. Это я вам честно признаюсь. Но он, надо отдать ему должное, не заносится. Пока. Димон, наливай.

Димон снова кивнул и разлил по стаканам остатки вина.

2

Я стала потихоньку из окна наблюдать за Мишей. Он часто прогуливался возле своего домика и, похоже, решал в уме задачи. Потом брал палку и что-то чертил на земле. Затем все стирал и решительной походкой уходил прочь. Когда я выходила из своего домика, он, не отрываясь, смотрел на меня и провожал взглядом. Так продолжалось три дня. На четвертый день я подошла к нему и спросила:

– Что ты делаешь? Решаешь математические уравнения?

– Чушь собачья, – пробормотал он и нахмурил брови. – Почему люди думают, что если человек математик, то должен все время решать уравнения или теоремы? – после этой фразы Миша посмотрел на меня в упор, явно изучая мое лицо, и улыбнулся.

Я засмеялась, избегая неловкости момента.

– Это хорошо, что ты со мной заговорила. Я и сам собирался, но ты меня опередила.

– Так чем ты был занят?

– Я писал стихи.

– Ты пишешь стихи? Математик-поэт? Это интересно.

– Хочешь, я прочту тебе что-нибудь?

– Давай.

Он стал читать мне свои стихи, при этом ни капли не смущаясь. Напротив, в его голосе чувствовалась уверенность и убежденность, что стихи хорошие. Стихи и в самом деле были неплохие. Они были с юмором, иронией и некоторой поэтической небрежностью. Я была удивлена. Этот парень, по всей видимости, был разносторонне одаренным.

Он замолчал и снова в упор посмотрел на меня.

– Мне понравились твои стихи. Ты молодец.

– Правда, понравились?

– Может быть, теперь ты скажешь, что это не твои стихи?

Он смутился, нахмурил брови и замотал головой.

– Мои.

– Да ладно, я пошутила.

– Так шутить неправильно.

Мальчишка, сущий мальчишка.

Он улыбнулся.

– Но я не обиделся. Послушай, сегодня вечером «Машину времени» будут играть на танцах. Ты пойдешь?

– Почему бы и нет.

– Так пойдем вместе. Я за тобой зайду.

– Договорились.

С этого дня мы стали вместе ходить на речку, в столовую, на танцы. Танцевать Миша не умел ни быстрый, ни медленный танец, но очень старался научиться. Он вообще хотел научиться всему полезному и хорошему, что может пригодиться в жизни. Его исключительные способности сыграли с ним злую шутку. Он не знал многих простых вещей. Математика вытеснила весь остальной мир. Он был поглощен учебой и недополучил простых житейских знаний, которые имеют школьники, общаясь друг с другом. Времени на дружбу со сверстниками не оставалось, да и родители оберегали его от ненужных друзей. Юные мозги не выдержали постоянного напряжения. После окончания школы у Миши случился нервный срыв. Врачи рекомендовали отдохнуть от учебы. Он так и сделал – в университет поступил спустя год и за время учебы еще два раза уходил академотпуск, чтобы не перезаниматься.

Миша рассказал мне, что он поздний ребенок в семье, и у него есть два старших брата. Жил он с родителями и со средним братом. Самый старший уже женат, ему тридцать пять. Второму брату исполнилось двадцать семь. Они тоже математики. Когда старший брат только научился ходить, мама случайно перегородила проход на кухню тяжелой табуреткой, и ребенок не смог ни обойти ее, ни сдвинуть с места – и заплакал. Когда среднему брату исполнился год, мама уже специально поставила табуретку на проходе в кухню, чтобы проверить, как будет вести себя этот ребенок. Второй ребенок тоже не смог ничего сделать с внезапным препятствием и заплакал. Когда родился третий сын, и ему исполнился год, мама снова проделала тест с табуреткой. Маленький Миша недолго думая пролез под табуреткой и оказался в кухне. Мама сделала вывод, что у этого ребенка, возможно, незаурядные интеллектуальные способности. И не ошиблась.

Я не знала, верить мне в это семейное предание или нет, но в любом случае, оно мне понравилось. Я прониклась к Мише дружеской симпатией. Мне было интересно общение с ним. На многие предметы у него имелось свое мнение. Часто оно отличалось от общепринятого, но было логически обосновано. Он живо интересовался искусством и музыкой. Много читал, посещал художественные выставки, музеи, театры. То, что он пропустил из-за учебы, он наверстывал сейчас, с жадностью поглощая всю интеллектуальную пищу.

Постепенно я стала замечать, что его отношение ко мне несколько больше, чем дружеское. Я ему нравилась, и он этого не скрывал. Он мог случайно тронуть меня за плечо, старался взять за руку, часто смотрел в глаза, пытаясь, возможно, прочесть мои мысли. Но во всем его поведении чувствовалась юношеская скованность и осторожность. Возможно, он боялся быть отвергнутым. Он обращался со мной, как с вазой из тонкого венецианского стекла, которую он поставил на пьедестал. Я с любопытством наблюдала за ним, но ничего, кроме дружеских чувств, к нему не испытывала. Разве такого человека я ждала? Неужели девушка в двадцать три года может серьезно воспринимать парня на три года младше ее? Он был для меня восторженным мальчишкой, который порой забавлял меня таким отношением.

Как-то в разговоре Миша сказал, что его средний брат Илья собирается приехать в Плюты на выходные.

– Я хочу вас познакомить. Ты должна ему понравиться, – и тихо добавил: – У него есть девушка, но она мне не нравится. И вообще, это не важно.

Интересный поворот. Я даже не знала, что ответить. Но это заинтриговало. Такая забота