Сердце бройлера - Виорэль Михайлович Ломов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нащелкал.
Пассажиры в вагоне везли товары и были все пьяные. Похоже, это было естественное состояние всех тех, кто из прошлой своей жизни направлялся в будущую. В купе была трезвой лишь тоненькая девчушка лет четырнадцати с большими испуганно глядевшими на всех глазами.
– Куда едешь? – спросил Семен и плюхнулся рядом с ней.
– К папе, – ответила та и отодвинулась от Семена. Семен усмехнулся.
– А я к маме. Гостинцев везу. Шубейку.
У девчушки погасла тревога в глазах, и она радостно стала говорить о том, что родители ее живут в разных городах – мама в Чите, папа в Нежинске, и вот до сентября она едет к нему и тоже везет гостинцы.
– Мама передала?
– Нет, это я сама, – снова замкнулась в себе девчушка.
– Звать-то тебя как? Небось, Яна? – Семен по-свойски подмигнул ей и достал из сумки конфеты и румынское вино («Это бабы водку пьют, а девчушкам сладенькое подавай!»).
– А откуда вы знаете?
– О, я много чего знаю. Спроси вон хоть его. Какой загар у тебя ровный. А тут?
Сергей уставился в окно, глядел на проносившиеся мимо приметы пространства и времени, оставлявшие безучастными большинство пассажиров, и вполуха прислушивался к разговору. Его не покидало тревожное чувство, что все идет как-то не так, как ему хотелось: и сама эта поездка, и Чита где-то у черта на куличках, и ненасытная Глафира, и он сам, жалкий в своем желании сравняться с чужой более щедрой природой, и сейчас этот пьяный вагон, Семен, Яна… Дичь какая-то! Куда я еду, откуда и зачем? Он вдруг ощутил в себе душу отца и взглянул на окружающее его глазами. И все ему стало дико. Он взглянул на девчушку и краткий испуг его прошел. Семен заливал ей байки. Яна раскраснелась, глазенки заблестели, она смеялась и тараторила о чем-то, спеша рассказать приятному попутчику всю свою жизнь. Глупышка, кто же так сразу выворачивает душу наизнанку перед первым встречным? Семен налил ей вина. Сергею почему-то жалко стало девчонку. Он представил, что это его сестра.
– Сока хочешь? – спросил у нее Сергей.
Яна не услышала. Она с восторгом глядела на Семена и протянула руку к стакану с вином. Да и тот стал каким-то другим. Одухотворенным, что ли. Не из деревни, что под Читой, а из Царского Села, что под Петербургом. Но руку положил ей на плечико, как усталый, выполнивший три нормы комбайнер. Уверенный, что отказа не последует. Сергей вышел в тамбур и выкурил одну за другой три сигареты. Мысли его были, как ни странно, о Глафире. Мысли, оказывается, расстаются позже, чем расстаются тела. Ведь и Глаша когда-то была такой же хрупкой чистенькой девочкой… Или не была? Как у нее гладко тут…
Когда он вернулся, купе было закрыто, и изнутри слышалась какая-то возня, глухо звучал мужской голос, не похожий на Семенов, вскрикнул кто-то голосом не Яны, ударилось что-то о перегородку…
Сергею послышалось (или показалось?) слово: «Еще». Досадливо сморщив нос, он пошел в вагон-ресторан. Там он увидел четвертого попутчика из своего купе. Тот подмигнул ему с пьяной ухмылкой.
– Как там? Идут дела?
– Идут, – сказал Сергей и сел за другой столик.
Он заказал себе солянку, бефстроганов, бутылку портвейна и просидел над остывшими блюдами и не выпитым портвейном до закрытия ресторана. Он вдруг понял, что у него нигде ничего нет и никуда его по-настоящему не тянет. Нет интереса ни к чему, ни к кому. К маме? Нет, он не хотел к маме. Он не хотел к отцу. Он не хотел к друзьям. Он не хотел к захватывающей работе. Он не хотел к… Нет, к Глаше бы он заглянул еще на ночку. Что в ней такого? А что особенного в женщине, кто ответит? Как там Семен с этой… Яной?
В купе четвертый попутчик дрых наверху, на первой полке посапывал Семен. Неприятно пахло, как только может пахнуть в купе с пьяными пассажирами. Яна сидела, положив голову на столик. Сергей потрогал ее за плечо.
– Ложись, спи. Неудобно так.
От взгляда девчушки он почувствовал боль.
– Что с тобой?
Яна выскочила из купе. Сергей вышел следом.
– Да что с тобой? Тебя Семен обидел?
– Он изнасиловал меня. Три раза. Я просила его. Плакала. А он изнасиловал. Так грубо и больно.
Сергей стал машинально открывать и задергивать шторки. Шторки порвались.
– Я не знаю, как я теперь погляжу папе в глаза.
Сергей открыл дверь и хлопнул Семена по ноге.
– Вставай!
– Чего?
– Вставай. Поговорить надо.
Сергей вышел из купе. В тамбуре он закурил. Было прокурено и душно. Он машинально потянул дверь на себя. Дверь открылась. Проводник, видимо, тоже пьян. Ворвался грохот. Сергей подставил свежему потоку воздуха лицо и с отвращением швырнул сигарету в проем. Все, курить бросил! Вот так когда-нибудь и жизнь свою с отвращением брошу, а она будет догорать и чадить на лету.
– Что случилось? – услышал он за спиной. – Чего не спишь?
– Как Яна? – спросил Сергей.
– Вот такая, – Семен из большого и указательного пальцев соорудил маленькое отверстие.
«Вся душа твоя проскользнет туда, не зацепится!» – с ожесточением подумал Сергей.
– Ты зачем изнасиловал ее?
– О! – удивился Семен и тут же протрезвел. – Да как же еще их трахать? Добровольно-то с Глашкой надо.
Сергей взял его за грудки. Семен сильно ударил его в пах, и Сергей изо всех сил отшвырнул приятеля в сторону. Тот молча вылетел в дверь, а упругий ветер, раскачивание вагона да вновь ворвавшийся в уши грохот напомнили о страшной скорости, с которой шел поезд навстречу будущей жизни. Или в будущую жизнь, оставляя чьи-то жизни в прошлом.
***
Через час Сергей вернулся на свое место. В купе все спали. На месте Семена лицом к стене лежал человек. Сергей вздрогнул. Пассажир повернулся и с улыбкой сказал:
– А, это вы опять! Проводник сказал: тут место освободилось. Располагайтесь, вы мне не мешаете, – и снова отвернулся к стене. Потом повернулся и, приложив палец к губам и показывая глазами на Яну, прошептал: – Успокоилась. Совершенно.
Это был тот человек, что ехал с ними в вагоне в Читу, что утер им нос с привокзальной гостиницей. Но это был не грузин и никто другой. Язык его был чист, как у русского эмигранта монарших кровей.
Сергей не спал до утра. Первоначальное
