Сердце бройлера - Виорэль Михайлович Ломов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сергей занял очередь в буфет, а Семен пошел снимать двух девиц возле колонны. Подвел их. Ярко накрашенные девичьи губы были готовы ко всему, что видели ярко накрашенные глаза.
– Знакомься. Твоя Рита будет.
Рита напоминала афишу прошлогоднего репертуара.
– Кусать хоца. Спать хоца. Рита не хоца, – как идиот, сказал Сергей и поморгал глазами. Девицы, оглянувшись, ушли.
– Сдурел? – спросил Семен. – Такие две «курочки».
Чье это слово любимое, «курочки»? А, бати Семена, Гурьянова.
– Мне лучше вареную. Вон ту. Нет, грудку.
«Гурьянова бы сюда, – подумал Сергей. – Интересно, его аппетит здесь умерился бы или нет?»
За столом сидели ханты, в унтах, с мантами и поллитрой, запахом ментола и эвкалипта. Слева баба в платке кормила деточку. У ребенка была вытянутая, как дыня, и такая же желтая и невзрачная голова. Как-то не верилось, что в ней по осени может оказаться, кроме семечек, хоть одна мысль. Мужик напротив с шумом смаковал куриные кости и бросал их под стол облезлой собаке. Та жадно хватала их и, с хрустом разгрызая, заглатывала.
– Собаке нельзя трубчатые кости, – сказал Сергей. Мужик в ответ высморкался двумя пальцами.
Хорошо, ночь была относительно теплой. Неподалеку от вокзальной площади нашли скамейку и просидели на ней, как два воробья, до утра. Пейзаж скрасили несколько невменяемых граждан, уснувших неподалеку, а остаток ночи заняла юная гражданка, жаждущая приключений, которая не понимала ни простых слов, ни матерных, и которую пришлось в конце концов предложить проходящим мимо парням взять на поруки. Те, правда, не обратили внимания ни на девицу, ни на ее поручителей, прошли мимо, споря и размахивая руками. Девица, как кошка, отреагировала на их жесты и, шатаясь, сама поплелась следом, крича: «Эй! Я юная пионерка!»
Когда рассвело, Сергей встал, потянулся и, передернувшись, сказал:
– Убил бы этого грузина! Или кто он там? Ни для кого мест нет, а для него есть!
Семен зевнул:
– Зря шлюшек не сняли. Поспали бы заодно.
– Тебе кто запрещал? Снял бы. Ту, что слева от Риты была. Да и пионерка еще не протухла.
– Солидарность, брат. Это святыня. Да и староваты они. Что те обе, что пионерка. У пионерки, кстати, нос к обеду провалится. Я молоденьких люблю. Лет тринадцати-пятнадцати. У них свеженькое все такое, упругое. И маленькое. А тут пропадешь, как в болотах.
– Ты это серьезно? Тринадцать лет? В них же женского ничего нет. Да и загремишь по статье.
– Сразу видно любителя, не профессионала. С бабой скорей загремишь, чем с девочкой. Ладно, айда. Чего-то не тогда затеял разговор. К ночи надо о бабах говорить. Когда предлагают. Вон управление дороги, пошли, там у меня кореш с моей деревни. Он нам и билет, и пропуск оформит. Тут пропуск нужен, я тебе не говорил?
– Разве тут граница?
– Нет, зона тут. Вишь, сколько китаезов? Скоро это их провинция будет, помяни мое слово. Читаньюньганская, мало-мало, однако… – Семен свел в щелки глаза и в самом деле стал похож на китайца.
Семенова деревня была одной из многих, разбросанных временем вдоль железной дороги. Сколько времен было, столько и деревень. Все деревни, правда, были на одно лицо, как китайцы. Или Сергею так показалось, когда они катили мимо них.
Во времена нашей перестройки в Америке наметился общий спад экономики, глубоко взволновавший всех россиян. Многие жители деревень разочаровались в работе и, не имея никаких официальных источников дохода, занялись прибыльным воровством. Чем глупее правительство, тем умнее становится народ.
Родная деревня Семена располагалась на длинном склоне, и когда железнодорожный состав с натугой, на малой скорости, преодолевал подъем в гору, население приступало к изъятию китайских товаров непосредственно из вагонов. К вагонам на ходу пристраивались грузовики с откинутыми бортами, сбивались запоры, отодвигались задвижки, парни, прямо с машин или заскакивая в вагон, перекидывали бабам мешки, коробки, тюки. Милиция потом, разумеется, тщательно перетряхивала все дома, но, за неимением вещдоков, ни одного протокола так и не составила, хотя и находила там и сям косвенные улики безобразий: распоротые мешки, разодранные коробки, расписанные китайскими иероглифами и всякими английскими словами. Впрочем, милиция состояла сплошь из жителей этой и близлежащих деревень. «Челноки, – отчитывалась милиция наверх, – из других областей».
Семен познакомил Сергея со своей родней, спившейся, похоже, еще в прошлом столетии и уже пропившей следующее. Родня восприняла гостя шумно, но безучастно. Как повод для выпивки, которая давно стала привычкой. Сергею не улыбалось провести еще одну ночь в обнимку с алкашами и он попросил приятеля отвести его лучше куда-нибудь «на постой». Тот отвел его в край деревни, в довольно приличный дом, с высоким крыльцом и колодцем во дворе.
– Глафира одна. Охочая. В соку. Мужик пятый год сидит. Так что счастливого пути. Эх, завидую! А у меня уже вот такие! – Семен показал кулак. – Ладно, пошел к своим. Три дня готовились к моему приезду. Теперь до утра бузить. Может, пойдешь?
Сергей помотал головой.
– А товар уже приготовлен. Упакован. Завтра заберем…
***
– Дом-то прочный у тебя, – сказал Сергей, откинувшись на спинке стула и сыто разглядывая остатки пиршества. – А говоришь, одна, без мужика, хозяйство держишь?
– Одна и держу, – с гордостью сказала Глафира. – Руки-то на что мне дадены?
– Тебе не только руки дадены, – сказал Сергей и потянулся к подавшемуся к нему телу соломенной вдовушки. Ему вдруг тоже захотелось в ответ на женскую щедрость проявить щедрость мужскую, дать ей не меньше, чем она ему. Старался он изо всех сил, правда, у Глафиры природа была побогаче. Впрочем, на одну ночь Сергея хватило. «Теперь можно на пять лет залечь», – подумал он, прощаясь с гостеприимной хозяйкой, тело которой к утру из наливного и жесткого стало мягким и податливым, как квашня. Тела соломенных вдов и подходят, как квашня, на дрожжах долгой разлуки. Ну их к лешему! Себя Сергей чувствовал опустошенным коконом.
– Придешь еще? – с чувством спросила Глафира.
– А как же! – сказал Сергей, абсолютно уверенный в том, что больше не придет к ней никогда. Хорошего понемножку!
***
Семен был больной с похмелья. Пока не выпил стакан водки, был хмур и молчалив, а выпив, развеселился и много шутил, рассказывал о родственниках, о которых Суэтин и слышать не хотел.
– Ванька-то, представляешь, – Семен толкал Сергея в плечо (Сергей раздраженно дергал плечом, Семен
