Невеста Нила - Георг Эберс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба ученых жили хотя и в отдельных помещениях, но имели общую прислугу и стол. При Филиппе жил его помощник, скромный и образованный александриец. Когда молодой врач вошел в просторный рабочий кабинет своего маститого друга, тот сидел в большом кресле у стола; перед ним лежало множество развернутых свитков, и он так углубился в свои занятия, что не замечал вошедшего до тех пор, пока тот не поздоровался с ним. Старик отвечал невнятным бормотанием и еще несколько минут не отрывался от своих бумаг. Наконец, Горус обратил к Филиппу лицо и отбросил от себя палочку из слоновой кости, с помощью которой он развертывал свитки папируса и разглаживал их.
Темная масса, лежавшая под столом, задвигалась с глухим ворчанием, то был давно заснувший невольник старика.
Три поставленные на письменный стол лампы ярко освещали комнату; Филипп остался в тени, сев на диван у задней стены. Ученый был удивлен упорным молчанием друга, оно смущало его, как смущает жителей мельницы тишина угомонившихся колес. Горус Аполлон вопросительно посмотрел на Филиппа, но тот не сказал ничего, и старик снова углубился в свои рукописи. Однако спокойствие, по-видимому, оставило его; смуглая жилистая рука тревожно передвигала по столу то свиток, то костяную палочку, а ввалившийся рот поминутно шевелился. Наружность этого человека производила странное, не совсем приятное впечатление. Худощавый торс был согнут от старости; лицо, чисто египетского типа, с широкими скулами и торчащими ушами, бороздили глубокие морщины; совершенно безволосый череп лоснился при огне; подбородок был хотя и выбрит, но в глубоких складках кожи росли седые пучки волос, как кустарники в узком русле ручья; бритва не могла до них добраться и они придавали всей физиономии ученого что-то неряшливое и неопрятное. Наружности соответствовала и одежда, если можно было назвать так полотняную опояску и простыню, которую Горус набрасывал после захода солнца на свои худые плечи. Но между тем никто не принял бы его на улице за нищего: полотно на нем было тонким и белым, как снег, а в его выпуклых глазах с кустистыми бровями отражались светлый ум, самоуверенность и некоторая суровость; по лицу ученого часто блуждала насмешливая улыбка. В чертах старика не было ничего мягкого, располагающего. Кто знал его жизнь, тот не мог удивляться, что прожитые годы не смягчили характера Горуса Аполлона, а старость не привила снисходительности, свойственной многим пожилым людям.
Восемьдесят лет назад он родился на прекрасном острове Фила [65]посреди Нила, по ту сторону водопада, близ храма Исиды, единственного египетского святилища, где во время детства Горуса открыто проводилось языческое богослужение. Со времен Феодосия Великого [66]один император за другим посылали конные и пешие отряды, чтобы уничтожить язычество на живописном нильском острове. Но всякий раз греческие полки были разбиты храбрым кочевым народом, носившим название блемми [67]и жившим в пустыне между рекой Нилом и Красным морем. Эти неустрашимые кочевники почитали Исиду Филэйскую как свою покровительницу; ее изображение ежегодно приносилось к ним жрецами в торжественной процессии и оставалось в пустыне по нескольку недель. Отец старого ученого был последним гороскопистом, а его дед — последним верховным жрецом Исиды Филэйской. Детство Горуса прошло на острове богини; наконец императорскому легиону удалось разбить блеммитов, окружить остров, ограбить святилище и закрыть его. К счастью, жрецы не попали в руки византийских разбойников, и Горус Аполлон провел всю молодость вместе с отцом, дедом и двумя младшими сестрами, скрываясь от преследований, постоянно окруженный опасностями. Ему с детства внушали ненависть к гонителям веры отцов, и это чувство перешло в непримиримую вражду, с тех пор как в Антиохии императорские солдаты напали на несчастное семейство, причем старый дед и обе невинные молодые девушки сделались жертвами их жестокости. Это варварство совершилось по воле епископа, который узнал в приезжих египетских идолопоклонников, а императорский префект, необузданный гордый патриций, охотно предоставил в его распоряжение вооруженный отряд своих воинов. Только благодаря счастливой случайности или, как говорил старик, благодаря «великой Исиде», его отцу удалось спастись вместе с сыном и с сокровищами, захваченными верховным жрецом из храма. Таким образом, они получили возможность путешествовать под чужими именами и добрались наконец до Александрии.
Здесь гонимый юноша переменил свое имя Горус на греческое и стал называться дома и в школе Аполлоном. Он был щедро одарен от природы и горячо принялся за учение, неутомимо занимаясь каждой отраслью знания. Кроме того, отец посвятил его в науку египетского гороскопа, которая в ту эпоху не была еще забыта. Они оба не изменяли своей вере, по-прежнему почитали Исиду, хотя жили в среде христиан. Когда жрец умер в глубокой старости, Аполлон переселился в Мемфис, где вел тихую, уединенную жизнь ученого и показывался только на обсерватории между астрономами, астрологами и составителями календарей или посещал лаборатории алхимиков, которые и в христианском Египте настойчиво отыскивали средство обращать простые металлы в благородные. Естествоиспытатели и астрономы вскоре убедились в необыкновенной учености Горуса и нередко спрашивали его совета в минуты затруднений. Желчный и резкий характер старика не отталкивал их.
Слава Горуса Аполлона распространилась и среди арабов-мусульман. При постройке новой мечети они просили ученого египтянина определить, в какую сторону от Мемфиса лежит Мекка, так как по этому направлению надо было устроить нишу для молитвы; последнее слово в спорном вопросе осталось за Горусом Аполлоном. Несколько лет назад он заболел, к нему позвали врача Филиппа, бывшего в то время еще малоизвестным юношей. Серьезное образование и наблюдательность молодого ученого приобрели ему расположение одинокого старика. Мало-помалу он отечески привязался к юному собрату, и когда вторичный приступ болезни едва не свел Горуса в могилу, он сделал Филиппа своим поверенным, открыл перед ним всю душу, посвятил его в свои планы и обещал сделать своим наследником, если тот не покинет его до конца жизни.
Филипп сразу почувствовал большое участие к маститому мудрецу и потому принял его предложение. Впоследствии он заинтересовался научными трудами Горуса, который изучал иероглифический шрифт. Ему хотелось по возможности определить смысл каждого отдельного знака, чтобы оставить потомству ключ к древнеегипетским письменам.
Старик охотно писал только на родном языке и потому поручил своему молодому другу перевести на греческий язык составленное им толкование иероглифов. Эти двое людей, различных по возрасту и характеру, но родственных по вкусам и умственным стремлениям, сошлись к обоюдной пользе очень близко, несмотря на чудачества и резкость старика. Горус Аполлон вел образ жизни древнеегипетского жреца, совершая многочисленные омовения и строго придерживаясь других обрядов. Он питался только хлебом, овощами и домашней птицей; не ел бобовых растений и мяса четвероногих, не говоря уж о свиньях, давно запрещенных его предкам; носил чистую полотняную одежду и посвящал положенные часы языческим молитвам, непоколебимо веруя в их силу.
Филипп отвечал жрецу безусловным доверием на доверие, да ему было бы и трудно скрыть что-нибудь от проницательного ученого. Врач нередко говорил Горусу Аполлону о Пауле, описывая ее совершенства с жаром влюбленного, но старика донельзя раздражали эти похвалы. Он заочно ненавидел дамаскинку как дочь префекта и патриция. Хотя убийца его сестер и деда, жестокий наместник Антиохии действовал по воле епископа, однако несчастное египетское семейство приписывало всю вину ему одному, оправдывая служителя алтаря.
Когда Филипп описывал величественную фигуру Паулы, ее благородные манеры, высокий образ мыслей, старый ученый прерывал его словами:
— Вот это именно и пагубно! Берегись, мальчик, берегись! Ты считаешь добродетелями высокомерие и самомнение. Одно слово «патриций» соединяет в себе все, что мы зовем спесью и бесчеловечностью. Самых дурных, корыстолюбивых и бездушных из них возводят в звание префектов. Жалкие обезьяны в пурпуре, которые позорят трон цезарей! А каковы отцы, таковы и дети; они презирают и топчут в прах людей низшего сословия, причисляя сюда всех тружеников на поприще гражданской жизни, как, например, тебя и меня. Запомни это, мальчик. Сегодня дочь наместника и патриция улыбается тебе, потому что ты ей нужен; а завтра оттолкнет тебя прочь так же хладнокровно, как я приказываю убрать старый ковер из шкуры пантеры, когда приближаются жаркие мартовские дни.
Орион также не пользовался расположением Горуса Аполлона, хотя тот не знал сына мукаукаса в лицо. Узнав о вражде между Паулой и ее двоюродным братом, египтянин засмеялся ядовитым смехом и, как будто обладая даром пророчества, заметил: